карьеры сопровождались последовательным, хотя и весьма быстрым, прохождением ступеней военной иерархии. Красивая фраза о том, что во времена Наполеона каждый французский солдат носил маршальский жезл в своем ранце, справедлива лишь отчасти. Если бы Империя просуществовала хотя бы еще одно десятилетие, то, возможно, кто-то из солдат, призванных под знамена в правление Наполеона, и стал бы маршалом. Однако государство, о котором мы ведем речь, просуществовало лишь 10 лет (если считать вместе с консульским периодом, то 15), поэтому имеется лишь один пример солдата, сумевшего за этот короткий промежуток времени (I804–1814 гг.) стать генералом. Этим солдатом, а точнее сержантом, был Жан Шартран. Он родился в 1779 г., и в момент провозглашения Империи ему было 25 лет, впрочем, за плечами у этого молодого человека было уже 11 лет службы, из которых большая часть проведена в боях и походах. То, что в 1807 г. Шартран стал офицером, а затем под пулями и ядрами добыл себе генеральские звезды, трудно назвать образцом фаворитизма или незаслуженно полученных почестей. Молодому генералу было 34 года, из которых 20 он отдал службе, и какой! Походы в Австрию, Германию, Россию, и повсюду Шартран постоянно жертвовал собой.
Впрочем, последняя характеристика была для наполеоновских генералов необходимым качеством. Среди них, как и среди любых других людей, встречались пьяницы, льстецы, казнокрады… но не встречалось трусов. Чтобы перечислить подвиги и примеры безумной отваги высших офицеров Великой Армии, не хватит и десятка таких томов, зато примеров трусости нет практически вообще. За все время Империи из описаний тысяч сражений и боев, в которых принимали участие упомянутые более чем тысяча двести генералов, можно отметить лишь шесть официальных документов, а конкретно – судебных дел, где указывается на трусость или подозрение на таковую.
Это дела генералов Дюпона, Лежандра, Моро (Жана-Клода), Монне де Лорбо, Дюмулена и Грэндоржа. В первых четырех случаях речь идет о капитуляции без достаточных оснований. Все указанные лица, вероятно, проявили слабость, безответственность, непонимание стратегического значения вверенной им группировки… Но, пожалуй, это не трусость в прямом смысле этого слова. Что касается, например, Дюпона, об этом вообще не может идти речи. Этот генерал покрыл себя неувядаемой славой в бою под Хаслахом 11 октября 1805 года, когда он с шестью тысячами солдат остановил двадцатипятитысячную австрийскую армию. Особенно он отличился в боях под Галле, Грабау, Браунсбергом и в сражении при Фридланде в 1807 году.
Байленская катастрофа[219] произошла, конечно, не потому что он устрашился физической опасности, а по многим другим причинам. Генерал надеялся на то, что испанцы исполнят условия капитуляции, согласно которым они должны были на английских кораблях репатриировать всех французских солдат. Сыграло роль и сребролюбие Дюпона, который надеялся сохранить обозы с награбленным в Кордове. Последнее вряд ли является характеристикой высоких моральных качеств этого военачальника,
В июле 1808 г. Дюпон был отправлен во главе десятитысячного корпуса на юг Испании с целью замирить восставшую Андалузию. Однако остановленный неподалеку от города Байлен превосходящими силами испанцев (около 30 тысяч человек), атакованный с фронта и тыла, он капитулировал на условиях репатриации его корпуса во Францию на английских кораблях. Дюпон вынудил также сдаться шедшие ему на помощь части генерала Веделя. В общем под Байленом попало в плен 17 534 французских солдат и офицеров. Испанцы вероломно нарушили условия капитуляции и заточили сдавшихся пленных в страшную тюрьму, устроенную из старых корпусов кораблей, находившихся на плаву в бухте Кадиса.
