прошёл к своему столу, возложив свиток на поверхность, он обратился к гонцу не поворачиваясь:
– Мой ответ ты получишь завтра, с восходом солнца. Дождись его в гостевой зале.
Дверь открылась, будто ожидавшая этих слов, проводник подозвал гонца. Они спустились по винтовой лестнице, минуя всё те же мрачные комнаты, тяжёлые комоды и чучела. Гонца привели в маленькую комнату, достаточно гнетущую, но прибранную, здесь была одна особенность – на маленьком резном столике в вазе стояли полевые цветы. Здесь он и остался на ночь, которая почти не отличалась от дня.
В тёмном кабинете, князь снова и снова перечитывал рукопись, помеченную царской печатью. Лунный свет пробивался в щелевидное окно, тщетно пытаясь разогнать тьму. К читающему князю подошёл человек, до этого скрывающийся во тьме дальней стены:
– Стало быть, важное событие ожидается?
Князь вчитывался в строки, отвечая безучастно:
– Несравнимое ни с чем, видимо. – Он водил глазами по бумаге, совершенно не меняя выражения лица.
– Ваш брат собирает семью воедино. Хороший повод, для примирения и прощения старых обид.
Отвлечённое лицо князя не двинуло и мускулом. Он будто не слышал, о чём говорил человек позади. Молчание вновь повисло среди тёмных стен. Приближённые князя привыкли к такому. Человек снова обратился к Василию:
– Это могло бы стать добрым поводом, чтобы покинуть стены Могили ненадолго.
– Ты прав,– оборвал князь, – это приглашение принять стоит. Сколько времени займёт путь?
– Не сомневаюсь, что врата Кива мы увидим по прохождении пяти дней.
– Значит завтра выдвигаемся. Андрей, предупреди людей. Завтра утром я обращусь к ним, а затем мы направимся к столице.
Советник благосклонно кивнул и направился за двери, исчезая во мраке замка.
Князь снова и снова перечитывал писание. Его взгляд не менялся. Ничто не нарушало тишину в комнате. Даже факела горели безмолвно, будто покорно соблюдая режим молчания.
Утро наступило не скоро. Гонец проснулся с ощущением горечи во рту. Вокруг всё так же стояли серые стены, тяжёлые бесцветные комоды; за окном виднелась чернеющая кисть умирающей ивы; единственным проблеском жизни были цветы. Он протёр печать Кивского причастия, в медной фигурке отражались стены и грузный потолок. Чувствуя некоторую неловкость, он ходил от окна к кровати и обратно. Разглядывая каждый уголок своего пристанища, он заметил, что камни, были выстроены кладкой мастерской руки, между ними не было никаких изъянов или трещин. Всё сильнее погружаясь в отягощающую среду Могили, он стал отмечать какую-то особенную красоту. Всё-таки, возвести такую громадную стену на болотистых местах, где каждый новый шаг может затянуть в пучину – это сила характера и воли.
Размышления прервал скрип двери. В комнату вошёл проводник, монотонно пригласив следовать за собой он вышел для ожидания. Гонец накинул суму на плечо, отряхнул кафтан
