произошла утечка газа, – приглушенным подушкой голосом сказала Фели. – Может, он пытался спастись от испарений.
– Может быть, – уклончиво сказала я.
Хотя утечка одноокиси углерода из подвального церковного монстра была вероятна, проблема заключалась вот в чем: поскольку этот газ без запаха, без цвета и без вкуса, как мистер Колликут мог его обнаружить?
И маловероятно, что спустя шесть недель в том, что осталось от его крови, найдутся хоть какие-то поддающиеся измерению следы этого вещества. В случаях отравления одноокисью углерода, как я хорошо знала, газ (СО) связывается с гемоглобином в крови, замещая кислород, который тот разносит по клеткам тела, и жертва умирает от простого удушья. Пока человек жив (если его, конечно, вытащат из отравляющей атмосферы), одноокись углерода довольно быстро выводится из крови, и кислород пополняется благодаря дыханию.
Трупы – совсем другой коленкор. Поскольку дыхание прекращается, одноокись углерода остается в теле на довольно продолжительный промежуток времени. И правда, хорошо известный факт, что одноокись можно обнаружить в газах, испускаемых трупом, который мертв уже несколько месяцев.
Не имея легкого доступа к крови или внутренним органам покойного мистера Колликута, я просто не могу быть уверена. Даже если бы под его телом осталась лужа крови, газ давно бы уже улетучился под действием воздуха в гробнице, каким бы вонючим тот ни был.
Я вспомнила тот момент, когда я сунула лицо в бездну, – волну холодного резкого запаха гниения, устремившегося в мои ноздри.
– Эврика! – воскликнула я, не в силах сдержаться.
– Что такое? – спросила Фели. Она тоже не смогла сдержаться.
– Летучая мышь в органе! – возбужденно сказала я. – Она как-то попала в церковь. Готова поспорить, что какое-то окно разбито! Как ты думаешь, Фели?
Моя отговорка была не особенно оригинальной, но это было лучшее, что я смогла придумать так быстро.
Хорошо, что она не может читать мои мысли. На самом деле я думала вот о чем: порыв холодного ветра из якобы запечатанного склепа напомнил мне о словах Даффи касательно стихотворения на надгробии Кассандры Коттлстоун.
I did dye
And now doe lye
Att churche’s door
For euermore
Pray for mye bodie to aleepe
And my soule to wake[14]
«Она лежит у порога церкви, – сказала Даффи, – потому что была самоубийцей. Вот почему ее не похоронили с остальными Коттлстоунами в склепе. По правилам ее и вовсе нельзя было хоронить на церковном кладбище, но ее отец был членом городского магистрата и мог перевернуть землю и небо, что он и сделал».
На секунду я вспомнила о бедном мистере Твайнинге, старом школьном учителе моего отца, который покоится на клочке общественной земли на дальнем берегу речки позади Святого Танкреда[15]. Его отец, по всей видимости, не был членом городского магистрата.
«Миссис Коттлстоун, тем не менее, заставила выкопать подземный ход между гробницей Кассандры и семейным склепом, чтобы ее дочь – или по крайней мере душа ее
Флавия вспоминает о событиях, описанных в первой книге Алана Брэдли, – «Сладость на корочке пирога».
