опустилась еще ниже обнажив частокол крупных почти лошадиных зубов.
Так что же искал в, извините за выражение, куче дерьма столь уважаемый литератор?! Буквально разворошив остатки мусора, Василий Кузьмич, наконец, наткнулся на нечто изящное, прозрачное, хрупкое, звонкое…
Но и все эти эпитеты, вместе взятые, вряд ли могут дать полное представление об обнаруженном в хламе предмете, который на деле оказался не чем иным, как бутылка, она же – бутылочка, стекляшечка, беленькая боеголовочка! Именно она, родимая, и предстала перед взором во всем своем блеске! Нижняя челюсть Оглоблина так и оставалась отворенной настолько, насколько позволяла матушка-природа, и пролетай мимо какая-нибудь птица, она могла вполне принять физиономию за скворечник или дупло… Но к счастью никакой птицы поблизости замечено не было…
Надо было видеть обоюдную радость. Именно счастье светилось в четырех глазах одновременно. И хотя не было высказано никаких громких слов, междометий и даже звуков и действо происходило как в немом кино, поэт и дворник прекрасно понимали друг друга. Весельцов лишь слегка кивнул головой, и оба направились по свежевыпавшей листве в укромный уголок двора, где разлеглась некая древняя скамейка, с трудом удерживая саму себя на кривых деревянных ножках. Но именно эта развалюха казалась ничуть не хуже самого роскошного местечка в ресторане. И официанты тоже были не нужны. Все, что требовалось от дворника, – это два стакана, кусок хлеба да луковица с солью. Но если уж быть объективным до конца, то все-таки главным являлись даже не бутылка и не закуска. Поэту просто требовался собеседник, вернее даже слушатель, а говорить должен был он сам. И Василий Кузьмич действительно говорил очень много, так много, будто вообще никогда ничего не говорил. И даже стаканы стояли в первозданном своем виде наполненные до краев, как ни косился в их сторону терпеливый слушатель, как ни намекал, что, мол слово – оно хорошо, но в сочетании с данным напитком – еще лучше… Но намек этот понят не был. О чем же столь вдохновенно вещал поэт?! Наивный вопрос. Конечно же – о поэзии! Мы же приведем лишь некоторые отрывки из этой проникновенной речи.
– Ты, Семеныч, сам не знаешь, какой счастливый человек. Сколь вокруг тебя красот разных! Ты глянь по чему ходишь?
– Ясное дело по чему – по мусору и хожу…
– Нет, не по мусору, а по золотому паркету из листьев, а над головой вместо крыши чистое, голубое небо!
– Да уж золото… Не все золото, что блестит, – поправил дворник. – Мне оно вот тут сидит, в голове. И вся головная боль тоже отсюда…
Оглоблин опять как-то очень пристально глянул на стаканы, так пристально, что поэт устремил взгляд туда же и был приятно удивлен обнаруженным. Дрожащей не то от волнения, не то от похмелья рукой он возвысил стакан над всем грешным миром, и совсем коротко изрек: «За встречу!»
– Это можно! – мгновенно согласился дворник. И два стакана столкнулись в воздухе с такой силой, что, казалось, разлетятся вдребезги. Но стекло выдерживало и не такие еще удары судьбы,
