вылетели из своих коек, схватили ремни и понеслись, размахивая ими.
Это была картина маслом! Представьте, мы все в исподнем, в белых кальсонах и нательных нижних рубахах, неслись в сортир с гиканьем по темному длинному коридору вдоль этих молчащих шеренг. Наверное, мы были похожи на привидений, а может быть и на отряд ангелов.
Двери с грохотом упали на пол сортира. Андрюха, в исподнем, как и все мы, стоял по центру в позе боксера, вокруг его кружили наши «доблестные» командиры. Увидев нашу решимость и злость, они тут же все «размазались» по стенам. На следующий день в курилке, когда мы обсуждали это, Генка Бояринов, родом из Питера, давясь от смеха, сказал:
– Ну, и обоссались же наши отцы-командиры!
– Геннадий, Вы шо?! Разве можно так выражаться? Фи! Питерский интеллигент никогда не скажет – обоссались. Он скажет – пустили теплого по ноге, – поправил его Саня. – Держи статус. Не забывай, мы на тебя равняемся по культуре.
– И запомните, Гена, они не виноваты, во всем виноваты гены. И отсутствие дежурного офицера в казарме, – добавил Сашка.
Обнявшись, мы возвращались из сортира в свой кубрик вдоль тех же онемевших и ошарашенных шеренг, но уже при ярком, слепившим глаза, электрическом свете. Саня успел скомандовать дневальному (и когда он все успевал), чтобы тот включил весь верхний свет в казарме.
Проходя мимо шестого взвода, Саня громко сказал, обращаясь к нам, но так чтобы слышали все:
– Павлины, говорите!
В ответ раздался наш оглушительный хохот.
Но, Саня не унимался:
– Первая у нас молодцы. Вот если надо «Фокера» и «Мессера» завалить – то это вторая эскадрилья, а если что достать – то это первая.
Дойдя до своего кубрика, мы во все горло грянули:
– Рота отбой!!!
На следующий день сержант гонял наш взвод целых два часа в противогазах. Под глазом у него сиял внушительный фингал – тяжела видать была Андрюхина нога. Это была последняя месть сержанта, но по уставу. У нас продолжался курс молодого бойца. Тогда мы в сортире предупредили всех перепуганных до смерти сержантов, что если они попытаются, что-нибудь сделать не по уставу, то мы их «нахлобучим» тоже не по уставу и не одна мамаша по ним прольет слезы. И нам, по большому счету, без разницы от радости или от горя будут эти слезы.
После окончания срочной службы я решил поехать на Урал поступать в юридический институт. Сам я с Архангельской области родом, а в Свердловске жил мой дядька, и там же учился в юридическом мой школьный закадычный друг Серега, который меня и зазывал туда в своих письмах. Я предложил Сане поехать со мной. В Свердловске был горный институт. Я, конечно, знал, что мой друг мечтал быть геологом. У Сани была деятельная натура, которой хотелось все увидеть, испробовать, узнать. Его не пришлось долго уговаривать, хотя все-таки я должен был произнести довольно цветистый монолог о романтике Седого Урала и сказах Бажова. Я заметил, что Сане очень нравилось, когда идеи, мечты облекают в красивые образы. Выпив по случаю дембеля очередную
