Я летал из одной организации в другую, собирал кучи всевозможных документов, справок, заверял у нотариусов, у главврача диспансера и т. д. В сборе этих бумажек на различных уровнях мне помогали многочисленные Сашкины друзья, его знакомые и друзья знакомых. Тамара слабой рукой подписывала одну бумажку за другой. Она ушла из жизни в тот день, когда я полностью оформил попечительство. Мы ее похоронили рядышком с Саней. На похоронах у Томы были одни родственники и немного школьных и студенческих друзей. Я разыскал того же самого батюшку и он также сосредоточенно и торжественно отпел рабу Божию Тамару.
На следующий день мы с Юркой улетали. Юрке я сказал, чтоб он взял лишь самое памятное и дорогое для него:
– Одежду возьми только на весенний сезон. В Питере все купим. Ты вон растешь не по дням, а по часам.
В Пулкове нас с Юркой должен был встречать Генка Бояринов, тот самый «питерский интеллигент».
Мы прилетели в 11 часов вечером. В воздухе привычно пахло морской свежестью и весной. Наступил уже месяц март. Генка проворно закинул чемодан и сумки в багажник и повез нас ко мне домой на Фрунзенскую.
Я показал Юрке его комнату. Раньше там жил мой младший сын Стас. С тех пор как он женился и стал жить отдельно от нас, в ней почти ничего не поменялось. Неверно, не от нас. Он уехал от меня. Аннушка к тому времени умерла. Опять неверно. Она переселилась в другой мир в результате обширного инфаркта три года тому назад. И я остался один. Да, что ж такое?! Опять неверно. Человек, любой человек, никогда и нигде не остается один. Другое дело, что он может чувствовать себя одиноким. Чувствовал ли я себя одиноким? Нет. Во-первых, я знал, что я не один, во-вторых, у меня – трое детей и все здесь в Питере, у меня – двое внуков и две внучки – Сашка, Мишка, Анюта и Тамара; все родные до боли имена. Средний сын мой Володька поначалу почти полгода каждый вечер заскакивал ко мне, он рядом со мной через один дом живет, да и другие дети и внуки не забывают меня.
Итак, в комнате, где жил Стасерман (так иногда его дразнили мои старшие детки), находились: длинный и широкий письменный стол, компьютер, кровать, шкафы, настенный турник, цифровое пианино и даже, сохранилась клетка, в которой раньше обитал всеми любимый джунгарский хомячок по кличке граф Сяпэрский. Стас закончил музыкальное училище и сейчас служит в оркестре (словосочетание «работает в оркестре» звучит дико); по воскресным дням он часто поет на клиросе в одном из известных храмов Петербурга. Я часто бываю там – иногда один, иногда с детьми и внуками.
– Вот твой кубрик. Располагайся, тебе здесь все знакомо.
– Угу. Я – спать, – буркнул устало Юрка.
Мы с Генкой пошли на кухню. Генка быстро достал из своей сумки три!! бутылки водки.
– Геннадий, Вы шо?! – воскликнул я.
– Это ж, за Саню! – убедительно и веско произнес Генка. И я решил, что не стоит возражать и как-то влиять на предстоящий процесс…
Последнюю третью бутылку мы пили молча и уже не закусывали. Генка очень медленно и сосредоточенно
