нравился этот красивый северный город, и он все ждал с огромным нетерпением, когда он с родителями переедет туда. Саня мечтал вслед за мной переехать в Питер, но все не мог закончить дела со своей конторой, а потом вдруг у Томы обнаружилась эта страшная болезнь.
Я переехал со своей Аннушкой в Питер лет семь назад. Мои старшие дети тогда учились в петербургских ВУЗах, младший сын тоже намеревался последовать их примеру. Никто из них не собирался возвращаться на Урал.
– Мы должны быть вместе с детьми, – решительно сказала однажды Аннушка.
Я был полностью согласен с ней. Мы, практически, одним махом распродали все свое имущество и уехали. Ну, и безусловно, Петербург нас, конечно, восхищал.
Сане тоже нравился Питер, ничто не держало его в Екатеринбурге. Две его дочери были замужем за военными, одна – в Серпухове, другая – в Воронеже, третья дочь жила здесь на Урале с мужем, но тоже мечтала переехать куда-нибудь потеплее – или в Краснодарский край или к сестре в Воронеж.
– Ты замечаешь, что уральский люд отличается от нас европейских северян, – в обычной шутливой манере как-то спросил меня Саня.
– Притормаживает, слегка? – откликнулся я.
– Значит, заметил, Зоркий Сокол.
– Хук, Верная Рука.
Действительно, я не раз обращал внимание на то, что когда ты здесь на Урале шутишь с людьми, они бросают на тебя быстрый-быстрый пристальный или испытывающий взгляд и как бы соображают, нет ли в твоей шутке оскорбления или что же ты этой шуткой сказать хочешь. Это все происходит в десятые доли секунды, но ты это чувствуешь на подсознательном уровне.
В Питере, да и у нас на Русском Севере, люди моментально включаются в этот игровой процесс и отвечают на шутку шуткой, а ты им опять пасуешь. Происходит такой быстрый и веселый пинг-понг, перебросился с человеком парой шуток и как бы подзарядился.
– Но, в целом, народ здесь покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком. А, еще я заметил, здесь все проще. Нет тебе высокого штиля высказываний питерских интеллигентов, все – прямолинейно и перпендикулярно. Есть приятные исключения, например, «Уральские пельмени», – продолжил разговор я.
– Эт точно, – согласился Саня. – Но, я смотрю, долгое проживание вдали от твоего любимого Севера, наложило на тебя отпечаток. Интеллигент – он всегда употребит в качестве прилагательного слово «петербуржский» (Саня тщательно произнес букву «ж») а не – «питерский». Давай, намахнем под пельмени, – предложил он. – Без шуток…
Саню хоронили на следующий день на Лесном кладбище. Томы на похоронах не было, она и голову-то с трудом отрывала от подушки. На кладбище было человек около пятисот. Я подумал, что на моих похоронах, наверное, и десятой части такого количества людей не будет. Большую часть людей я не знал и даже не видел раньше никогда. Рядом с гробом стояли трое Сашкиных дочерей со своими мужьями и детьми, Юрка, Андрюха Лавров – студенческий друг и компаньон Сани. Я стоял по другую сторону гроба прямо напротив Юрки.
– Жи́вый
