А это и есть умение выждать.
— Выждать! — неприязненно передразнила Ксения. — Мальчишке, родившемуся за границей, рвавшемуся после Победы на Родину, впаяли три года за незаконный переход границы. При наличии-то консульского разрешения! А когда после освобождения принялся разыскивать арестованных вместе с ним родителей, так упекли
в психушку! Это называется умением выждать... Люди ли мы? А если люди, так что такое люди вообще?
— Зато и жду его освобождения, будто отпущения грехов, — признался Понизов.
— Так значит, можно все-таки!.. — Гусева норовила вернуть разговор к Пятсу.
— Можно и нужно делать то, что реально. Одно дело пацаненка-дворянчика вызволить. А здесь… — Понизов положил руку на пухлую папку. — Другого полета птица. Не угадаешь, каким боком чрезмерная забота выйти может! Зря, что ли, его с места на место таскают? Может, именно для того, чтоб концов не найти. В общем, есть те, кто за ним надзирают, они и сообщат, если сочтут нужным. А наше с тобой дело — грамотный уход.
Под сверлящим ее взглядом он сбился. — Костя! Робкий мой Костя! — прошептала Ксюша. — Но ты- то фронтовой врач... Чего сейчас трусишь? Ведь после пятьдесят третьего иные ветры дуют...
— Иные! — угрюмо согласился Понизов. — Но оттуда, откуда и прежде.
— Тогда я сама… от себя напишу! — Гусева развернулась.
— Не вздумай! — с неподдельным испугом выкрикнул Понизов. Перегородил дверь. — Не хотел до времени говорить. Но иначе... Ты ведь психованная, таких дров наломаешь... Короче: как главный врач я отправил ходатайство о твоей реабилитации.
— Это что, вроде отступного? — съязвила она, все еще полная обиды. Лицо Понизова болезненно исказилось.
— Какая ты все-таки… — Он сглотнул. — Рассказываю, чтоб была готова, если вызовут. В ходатайстве указал, что в плен попала, будучи сотрудницей моего фронтового психиатрического госпиталя, потому что не бросила душевнобольных пациентов. Что после освобождения работала в нашей больнице, проявила себя... Прошу, чтоб восстановили в звании и вернули ордена... Ксюша! Я всех, кого мог, подключил, и... пожалуйста! Пожалуйста!
Длинные пальцы его впились в женские плечи, принялись непроизвольно оглаживать.
— Знаешь, скольких потерял? — прижимая ее, страстно бормотал Понизов. — Одна наша с тобой судьба, переломанная, чего стоит! Не хочу больше терять! Лучше перемолчать! Забиться — и перетерпеть. Главное, чтоб без подлости...
Ксюша, задыхающаяся, готовая простить и уступить, вдруг энергично уперлась руками в его грудь.
— Что?! — не понял Понизов.
— Да все то же! По лагерям мордовали меня... А душу будто из тебя вынули!
С усилием освободилась. Выскочила в коридор.
— Видеть тебя, такого, не желаю! — донеслось оттуда.
Понизов тяжко осел в служебное кресло. Достал наощупь валокордин, накапал, выпил, боясь разлить. Отдышался — и потянул к себе дело Константина Пятса.
