как же, – я отодвинулась, прижимая прохладные ладони к пламенеющим щекам, чтобы хоть немного остудить их. – Еще поди, отыщи такого, кому девка из колдовской башни приглянется.
– Отыщешь, куда денешься, – смеющиеся карие глаза чуть сощурились, бродяга выпрямился во весь свой немалый рост, расправил плечи. – Вон как щеки-то горят, будто поцелуй без спросу украли.
Я ойкнула, а Раферти лишь беззлобно расхохотался, а потом приобнял меня за плечи, оглядываясь вокруг.
– Ну что, малая, найдем местечко потише, расскажешь, как тебе у волшебников-то живется? А то давненько я в ваши места не захаживал. Слухами, конечно, земля полнится, но хотелось бы узнать последние новости из твоих уст. А чтобы посиделки у нас совсем тоскливыми не вышли, – тут старый бродяга хитро улыбнулся, похлопывая широкой мозолистой ладонью по непривычно раздутой суме на боку, – у меня припасена и наливка добрая, и закуска приличная. Одна вдовушка в городе на дорожку угостила, когда я поутру от нее уходил.
– Видать, довольной осталась, – вздохнула я, оценивая взглядом дорожную сумку – шов у нее в одном месте разошелся, и в неверном свете костров был заметен пузатый бутылочный бок, оплетенный лозой. – И как только твоя сумка до сих пор не развалилась? Того и гляди, она по швам треснет и все угощение на землю посыплется.
– Чудеса, не иначе, – серьезно кивнул Раферти, с невероятной легкостью вклиниваясь в праздничную толпу и пробираясь поближе к полосатым шатрам, стоящим у кромки леса, где народу и в самом деле было поменьше. Я же старалась по возможности не отстать, по детской еще привычке держась обеими руками за полу ветхого дорожного плаща.
И как раньше, в детстве, мне чудилось, будто бы передо мной идет не пожилой бородач в побитых жизнью и путешествиями обносках, а нечто древнее, могущественное, идущее вперед по Дороге, проложенной сквозь само время…
***
Наливка, что принес с собой дядька Раферти, оказалась на диво хороша. Сладкая, настоянная на вишне и черноплодной рябине, в сгустившихся сумерках она казалась густой венозной кровью, только-только выпущенной из открытой раны. Я и опомниться не успела, как в голове начало слегка шуметь, и хоть выпитая наливка не помешала бойкости и гибкости моего языка, встать и пройтись по узкой досочке я бы уже не сумела.
Мы сидели на отшибе на коротеньком бревнышке, с которого Раферти пришлось сгонять какую-то слишком уж увлекшуюся друг другом влюбленную парочку, распивали остатки наливки, пользуясь прихваченными с ближайшего прилавка глиняными чашками с выщербленным краем, закусывали холодным свиным боком с пряностями и наблюдали за тем, как понемногу затухает праздник Лугнасада. Те, кто помоложе, с наступлением ночи вряд ли разбредутся по домам – напротив, будут поддерживать костры на берегу реки, кто посмелее – наверняка полезет купаться голышом, не здесь, конечно, а выше по течению, но народный праздник уже заканчивался. Стихли инструменты музыкантов, вместо песен подвыпивший народ
