style="font-size:15px;"> день за днем.
Я скучаю по прежнему дедушке.
Думаю часто о нем.
Он подходит к столу,
смотрит на старую книгу
и проводит пальцами по корешку:
«Волшебства больше нет».
«Я дрянной человек», – говорит он,
выходит
из кухни.
И медленно,
тяжело
ступает к себе.
Я – за ним.
Книги молчат, затаили дыхание.
Что они знают о дедушке?
Что они помнят о нем?
Полка-улыбка,
заваленная томами,
сделалась вдруг гримасой.
Я стою у него за спиной.
«Есть кое-что, Мидзуки.
Я больше не в силах скрывать.
Бабушка знала. —
и он
кулаком
ударяет в грудь. —
Понимала
всю мою
боль.
и мою
вину.
Она помогала мне
вытерпеть это,
перенести.
Теперь ее нет.
Я с памятью – наедине.
Но скоро и я…
Уйду.
И тогда… —
Он поднимает руку
и раскрывает пальцы,
сжатые в жесткий кулак —
маленький
взрыв. —
Даже память
о ней
исчезнет».
И я чувствую
кожей
его тоску
и отчаяние.
– О ней? – переспрашиваю. —
О бабушке?
Но ведь я всегда
буду помнить ее!
– Нет, – вздыхает он,
наклоняется
и достает из-под кровати коробку.
Колени его хрустят.
– Ты не знаешь, как сильно я виноват.
Но я должен сказать,
должен тебе передать
эту память.
Там, в коробке, покоится книга.
Старше всех, что я видела.
На обложке – ни слова не разобрать,
переплет истрепался,
и ни одной страницы.
Он открывает ее.
Нет, все же
одна страница осталась.
И эту – последнюю —
дедушка вырывает.
Складывает ее.
Загибает один уголок
и другой.
Так сложно.
Так ловко.
Будто он тысячу раз это делал.
– Выслушай все до конца.
А потом – осуждай,
проклинай,
ненавидь меня
или
