среди овощей и свежей зелени жареный каплун, с ужасом взглянув на жену. Гэбриэл поймал его взгляд:
– Да не боись, что я, зверь, семью разбивать? Мне бы того, кто и уехать мог бы, и готовил вкусно.
– А разве Саввишну? – Оживилась Лада, тоже струхнувшая было. – Она вдовая, детей нет, а готовит так даже и лучшее моего.
– Так уж и лучшее! – Возмутился Устин. – И это же не баба, а чистый аспид, гадюка семибатюшная, она хоть кого до греха доведет, право слово!
– Но готовит-то она так, что ангелы во рту поют. А пироги такие заводит, что чисто поэмы!
– Да и что говорить, стряпуха она от Бога. – Согласился Устин, ставя блюдо с каплуном перед Гэбриэлом. – Мужик ее жив когда был, земля ему пухом, бедолаге, сколько раз зарекался, выгнамши ее, обратно пускать, а за ради еды ее бесподобной принимал, сердешный, взад.
– Мне ее нрав без разницы. – Засмеялся Гэбриэл. – Лишь бы готовила.
К обеду снова приехал голова с князем Михаилом и валенским капитаном стражи, по местному воеводой. Теперь, после встречи с Афанасием и крещения, как и обещал Ратмир, местные изменились. Глаза потеплели, рты заулыбались, разговор пошел самый дружеский. Князь Михаил пообещал еще пять сотен копий, итого набиралось достаточное количество. Гэбриэл еще раньше слышал от брата, что русская конница считается лучшей на Острове, а может, и в Европе, во всяком случае, русских всадников боятся даже иоанниты и прочие крестоносцы. "В Европе про это вспоминать в приличном обществе не принято, – говорил ему как-то Гарет, – но крестовый поход на Русь провалился в треском, причем в буквальном смысле. Бравые крестоносцы ушли под лед на каком-то русском озере". Теперь все эти нюансы, вроде бы основательно подзабытые – Гарет говорил ему об этом, когда они плыли на "Единороге" в Гранствилл в самый первый раз, – кстати всплывали в памяти. В руссах была какая-то непоколебимая уверенность, что ничего невозможного нет, все решаемо. "Проблемы? – Читалось в их взглядах и повадке. – Разве ж это проблемы? Сейчас порешаем с мужиками и все утрясем". Глядя на них и их слушая, Гэбриэл почувствовал, как слегка отпускает невыносимое напряжение, державшее его в плену с той самой минуты, как его конь перемахнул фургон и помчался вдоль Каяны, оставив Гарета в осаде за стенами Кальтенштайна.
– Еще бы пять сотен конных. – Говорил князь Михаил. – И ладно бы, и никакие корнелиты, Верные и прочая шваль не страшны. Благодаря Афанасию, княже, весь Русский Север теперь твой, и не сомневайся даже. Свистнешь, придут, и людей дадут, и денег, и корабли снарядят. Вот только времени на это уйдет не мало, а его, как я понимаю, нет.
– А если, – осторожно предположил голова, – сей же час отправить в Новоград, к князю Федору? Он даст хоть пять сотен, хоть пятнадцать. Ежели только конных, то они к Коням в самый раз поспеют.
– А что? – Кивнул Ратмир. – Я сей же час Олекшу пошлю в Новоград, коли князь не возражает.
– Князь не возражает. – Откликнулся Гэбриэл.
– А ежели
