вдруг, довольно далеко от корабля, над водой мелькнуло серое пятнышко, а следом – еще и еще. Дельфины устроили целое акробатическое представление – с ошеломительными прыжками, сопровождаемыми пронзительными криками.
С террасы верхней палубы, где немногочисленные пассажиры распивали кофе и чай, послышались восторженные возгласы.
– Ты видела, малышка, ты их видела? – спрашивал медбрат. – Здорово, правда?
Элизабет кивнула, но только из вежливости. Ей не было дела до дельфинов, потому что ее любимая мамочка уже не могла ими полюбоваться. Душу девочки потихоньку захватывала тень, все было черно и мучительно.
– Пожалуйста, мсье, я хочу к папе, – пробормотала она.
Гийом со страхом ожидал сумерек. Ему пришлось на время оставить тело жены, чтобы позаботиться об Элизабет, как это ни было для него тяжело.
– Я обещал Катрин, что все сделаю для нашей обожаемой девочки, – объяснил он Колетт, которая сама предложила присмотреть за Элизабет. – Моя Кати огорчится, если я нарушу клятву. Она так и сказала: «Наша принцесса не должна страдать ни от голода, ни от холода». Никогда!
Он обдумывал эту дилемму, пока они с дочкой лежали вместе на койке. Элизабет прижалась к отцу и заснула, только выплакав все слезы и едва слышно высказав жалобы.
«Я обязан быть сильным, – говорил он себе. – Пройдя это испытание, я докажу свою любовь к Катрин. Но больше всего сейчас мне хочется тоже умереть и быть с ней. С моей Кати, моей красавицей, самой нежной и ласковой!»
Это был удар в самое сердце, но страдал он и как мужчина, страстно любящий свою жену. О, как бы он хотел проснуться и снова увидеть лицо Катрин, ее зеленые, с голубоватым оттенком глаза, ее губы, похожие на розовый бутон!
– Эй, мсье Дюкен! – тихонько окликнула его соседка, которая только что вернулась из столовой.
– Что?
– Думаю, вечером девочку-то лучше от всего этого уберечь. Она и так вся извелась, бедняжка, и если поведете ее наверх, будет еще хуже, – сказала встревоженная Колетт.
– Может, и так, сам не знаю, – отвечал Гийом. – Что может быть хуже для шестилетней девочки, чем лишиться матери? Но я подумаю.
– Я все понимаю… Если какая помощь понадобится, только скажите! – добавила соседка и стала приводить в порядок своего младшего, Поля.
Гийом долго взвешивал все за и против. Говорил себе, что жизнь Элизабет не будет ни легкой, ни приятной.
«И чем скорее я приму жестокую действительность, тем лучше. На работу придется выйти сразу же по приезде в Нью-Йорк. Но как быть с Элизабет? Чем ее занять с утра до вечера? Я отдам ее в школу, хотя она и не говорит по-английски!»
Едва решение было принято, как перед его мысленным взором возникло бледное лицо Катрин, умоляющей позаботиться о дочке, уберечь от всех бед.
«Нет, моя принцесса не увидит, как тело ее мамы отдадут океану. Нет, нет и нет! Элизабет такая чувствительная, нервная. Я сделаю все,
