заговорила? Ладно, пусть будет эта рубашка. Теперь снимай остальное! Я постелила два одеяла, так что не замерзнешь.
– Вы сердитесь?
Вопрос, заданный спокойным голосом, озадачил Мадлен. Она посмотрела на девочку с подозрением.
– Сержусь я или нет, с тобой мне возиться некогда. Работаю с утра до вечера, не то что некоторые… Да и Венсан заждался, мы с ним играем в карты.
– Кто это – Венсан?
– Работает на конюшне, а еще таскает в господские комнаты дрова. Не надоело меня пытать, дотошная ты девчонка?
Почему Мадлен так с ней себя ведет, было непонятно, и Элизабет прикусила губу, чтоб не заплакать. Сердечко ее болезненно сжалось. Не обронив больше ни слова и ни слезинки, она позволила себя раздеть. Внезапно девочка вскрикнула, увидев в нескольких шагах от себя размытые силуэты женщины и ребенка, которые двигались, размахивали какими-то тряпками.
– Там! – прошептала она. – Там какие-то люди!
– Вот дуреха! – насмешливо отозвалась горничная. – Это же наши отражения. Ты что, зеркала никогда не видела? Подойди ближе!
Элизабет, конечно, знала, что такое зеркала, но то, каким пользовались родители, было круглое, размером с тарелку. Катрин звала ее посмотреть на свое отражение утром по воскресеньям, когда они собирались к мессе, и девочку это всегда забавляло.
Здесь все было по-другому: Элизабет видела себя всю, с ног до головы, в белой нательной сорочке на бретельках. Глаза казались больше, чем обычно, щеки и подбородок – более круглыми. Она посмотрела на каштановые кудряшки, убранные под розовую ленту, и наконец себя узнала.
– А ты испугалась! – фыркнула Мадлен. – Теперь быстро в кровать!
– Мне надо еще помолиться!
– Помолишься лежа! Говорю же, мне некогда.
Мадлен помогла девочке забраться под ледяные простыни, которые никто и не собирался согревать грелкой, наполненной горячими угольями, потом присела возле огня и стала энергично его раздувать при помощи каминных мехов. Взметнулось желтое, очень яркое пламя.
– Свечу я задую. Вместо ночника тебе будет огонь в камине, – заявила она. – Жаловаться не на что, немногим повезло так, как тебе. И запомни: расскажешь матери, как я с тобой говорила, – пеняй на себя! Я знаю особые наговоры для чересчур болтливых детей. Могу сделать так, что у тебя изо рта посыплются мушиные личинки, а из ушей – черви. Поняла?
– Да, – прошептала испуганная девочка, натягивая одеяло до носа.
Она ощущала неприязнь Мадлен по отношению к себе, но это почему-то перестало ее тревожить – как недавние раскаты грома и неистовство грозы. Раздраженный тон горничной, ее нервные жесты больше ее не удивляли.
В глубине своей маленькой растревоженной души Элизабет во всем винила этот мрачный замок. Разве может тут случиться что-то хорошее? Поэтому и дедушка кричит и ударяет кулаком по столу, а бабушка ни разу ее не поцеловала…
