по покрытому каплями озерной воды лицу мужчины. Кричит что-то, зовет, рот кривится, зияя черным провалом.
Горе не украшает. Знаю это – видел слишком много страданий и печали.
Девочка чувствует мое приближение, вероятно, слышит шаги, или ощущает что-то вокруг, почти неуловимое изменение в воздухе. Что-то, что заставляет ее оглядеться в спешке и изумленно застыть, не в силах отвести влажный взгляд.
Неотличима от себя, лежащей неподвижно на холодной земле, разве что волосы ее сухи – того и гляди взметнутся надо лбом, подхваченные ветром.
Только, в отличии от меня, души не способны чувствовать тепло или холод, а ветер не замечает их, проносясь мимо.
Темные глаза широко распахиваются, с опаской разглядывают мое лицо, пытаясь заглянуть под капюшон.
Бледнеет тонкая кожа щек, губы потрескавшиеся, обкусанные, кончик языка быстро скользит от одного уголка рта до другого – испуг выглядит реальным, когда девочка шарахается в сторону, рассматривая в деталях маску Смерти на моем лице.
Неизменно одно и то же.
Души ищут, пытаются понять. Найти в моем облике что-то способное объяснить, дать ответы.
Но это невозможно. Я существую не для того, чтобы разъяснять придуманные не мною истинные законы бытия.
Повторяющие свой земной облик, лишенные ран и увечий, болезней и боли, души всегда просят меня о чем-то, кричат и восклицают. Их умоляющие голоса доносятся эхом.
Никогда не слушаю, не ищу смысла в наполненных слезами словах. И чаще всего они смиряются.
Некоторые же не прекращают свои мольбы, даже когда видят занесенную Косу.
С безразличием наблюдаю последние штрихи их былого существования, не удивляясь бледности кожи, расширенным зрачкам, заполнившим радужки, трясущимся рукам. Они выглядят как живые, не подозревая, что между жизнью и смертью их протянута тонкая паутинка, настолько прочная, что только Коса одного из Жнецов Смерти способна ее рассечь.
Серебристая Нить плавно колышется, тянется от девочки, из самой середины груди. Держу второй ее конец в своей руке, не торопясь оборачиваю единожды вокруг ладони. Иду вперед без спешки, а Нить проседает, ложится петлей на траве.
Девочка сглатывает, отступает на шаг, страшась моего приближения. Трава не колышется, не сминается под ее ногами. Тело лежит в стороне, безутешный отец склоняется над ним, вдыхает воздух в полные воды легкие.
Опустевшая оболочка еще жива. Я чувствую холод озерной воды, заполнившей грудную клетку, слышу шум замедляющей бег крови в венах, ощущаю, как застывшее сердце теряет тепло.
Останавливаюсь в шаге от замершего, запрокинувшего голову ребенка. Сколько земных лет она прожила? Мысленно задаю вопрос и мгновенно получаю ответ. Он возникает в голове как данность.
Неполных семь лет.
Смотрит на меня снизу вверх, затаив свое иллюзорное дыхание. В пронзительно-карих, как спелые каштаны, глазах блестят слезы.
Повисли
