со мной взглядом.
Она не может видеть моих глаз, но я хорошо вижу ее.
Карий цвет радужек почти слился с черными бездонными зрачками, тонкие веки подрагивают, густые ресницы влажные. Девочка с надеждой смотрит, глаза ее бегают из стороны в сторону, выискивают под белой маской что-то, что дало бы надежду. А пальцы сжимают сильнее, вбирают в кулаки черную ткань, не расслабляя объятие ни на мгновение.
Непрошенная улыбка растягивает губы. Улыбка проигравшего.
Там, под маской, я улыбаюсь, смотря на вцепившегося в меня ребенка.
Удивительно ненормальны чувства, обуревающие меня при взгляде в карие глаза. Они как давнее воспоминание, доносятся эхом, полузабытым сном, который выскальзывает из рук, как ни старайся ухватить.
Имя. Мне нужно ее имя, и я ищу его в блестящих глазах.
Оно возникает на языке, невысказанное и такое, как я и ожидал – краткое, нежное, но несущее в себе силу.
Тео.
Малышка Тео, сумевшая обмануть саму Смерть.
Коса исчезает в вечности, сжимаю кулак, бессильно опускаю уставшую руку.
Обманул ли меня этот испуганный несчастный ребенок? Нет. Не существует игр, в которых Жнец Смерти мог бы проиграть.
Я обманул себя сам.
Налетевший ветер порывом поднимает полы черного как ночь плаща. Нестерпимо хочу снять опротивевшую вдруг маску и почувствовать теплый воздух, скользящий по коже. Если там, под маской, прячется мое лицо.
Не время.
Едва осознавая свои действия, очень аккуратно дотрагиваюсь до волос девочки слабым прикосновением и тут же отдергиваю пальцы.
Пришел мой черед пугаться. Ее волосы мягкие. Настоящие. Это… невероятно.
Ощущение гладких прядей под руками кажется самым удивительным, что я помню за долгое, очень долгое время.
Она лишь дух, видение, идеальная копия живой себя. Снова мираж, пародия на жизнь, последняя перед забвением, созданная только для одного зрителя – меня.
Кем и почему – ответа не найти, возможно, его просто не существует.
Поднимаю руку, кончиками пальцев зарываюсь в темные пряди, смотрю в карие глаза и знаю, что не посмею отнять у девочки жизнь. Не в этот раз.
В благодарность за прикосновение к себе.
За то, что позволила вспомнить, каково это – чувствовать особенное, ни с чем не сравнимое тепло объятия.
За то, что не испугалась самой Смерти.
Выпускаю серебряную Нить из руки, кладу ладони на плечи заплаканной девочки и аккуратно отстраняю его от себя. Вяло сопротивляется, ощущаю ее нежелание, пальцы до последнего удерживают черную ткань рубашки.
Тонкая паутинка тихо шевелится у наших ног, пульсирует. Мне жаль расставаться с теплом, подаренным девочкой, с мимолетной лаской детского объятия, искреннего и невероятно настоящего.
Но здесь, в реальном мире, время утекает по песчинкам, просачиваясь сквозь пальцы. Нельзя больше ждать.
