style="font-size:15px;"> – Дайте я сама.
– Нет, что вы!
Еще одна спичка!
Прелестница рассмеялась, отобрала коробок, коснувшись божественно-жарким пальчиком помертвевшей ладони Вольдемара, прикурила, возвратила спички в парализованную руку, отошла, села, расправила платье на своих плавных ногах.
– Врешь, колдунья! – прошептал Волька. – Жизнь – другая! Она – вот!
И он шагнул к ней и сел рядом. А она, чуть обернувшись, пришлепнула его игриво-любопытным взглядом и спросила:
– Вода холодная?
– Что? Да! То есть, нет! Самый раз водичка! Очень хорошо для купания.
Волькина Жизнь затушила сигарету, сбросила босоножки, поднялась, потянулась – ласковое домашнее животное! – и произнесла:
– Отвернись, мальчик.
Волька кивнул, продолжая оглаживать ее восхищенным и круглым взглядом.
– Отвернись, говорю! Я без лифчика.
Волька с трудом отлепился, посмотрел на ребят – на свою далекую теперь, прежнюю жизнь – и возмутился: эти придурки не обращали на НЕЕ никакого внимания, лишь пускали дым и о чем-то негромко переговаривались!
Секунда, всплеск и – никого!
Волька вскочил, метнулся к воде – нету!
Секунда, две… пять!
Его Жизнь вынырнула на середине реки и стала забирать вправо, против течения, под мост.
Волька бросился следом.
– Эй, мальчик, а сил-то хватит? – обернулась, крикнула и рассмеялась она.
– Не боись… девочка… за тобой… хоть на дно!
– Смотри не захлебнись!
Она снова засмеялась, оставляя после себя возбудительное эхо, и повернула за мостом в узкую мелкую протоку, на берег не вышла – легла на перекате, ухватилась за ивовые низкие ветви, притянула их, спрятала свои ленивые, как у кошки, глаза, потянулась на мелководье всем телом, мерцая и маня поплавками грудей.
Волька закружил на месте, не решаясь приблизиться.
– Не холодно? А то согрею! – засмеялась Его Жизнь, наслаждаясь этой нерешительностью. – Боишься?
Волька не боялся. Он еще не успел ничего испугаться в своей семнадцатилетней юности (и не испугается еще очень долго). Он волновалася. Хлебнул воды и закашлялся.
Красавица не переставала смеяться. Ей было забавно и волнительно с таким немногоопытным кавалером.
Волька подплыл, подполз и лег рядом. На грудь старался не смотреть, но слеп краем глаза от ее сияния.
Смеяться она уже не смеялась – улыбалась только, покачивая ветки над головой. Не так уж она была молода и неопытна, чтобы прогнать с перепугу этого школьника, но и не «старуха страшная», чтобы совсем потерять голову и не соблюсти известную дистанцию в отношениях. Она играла.
Она играла – а Волька увязал в ее медовых глазах восторженно и обреченно, как по весне жизнью пьяная пчела в ярком и душистом цвете – тонул, захлебываясь небывалым
