под самой крышей можно было видеть Шестеренку на фоне свинцово-серого сегодня Ничто и краешек океана между домами – единственная причина, почему Миранда не переезжала. В других домах окна слепо таращились на соседние стены, груды отработанного металла, хибары Песолюдей – и поэтому нередко заколачивались. Не так уж и много света поступало через них в этих кварталах, не жаль было его и потерять.
Интересно, на что отсюда был вид раньше? До… эксперимента? Если, конечно, тот не является всего лишь байками, сказками для глупых детей и не менее глупых взрослых. Никого из современников – возможных современников – эксперимента уже давно нет в живых. И лишь бродят по городу, так, крупицы, обрывки, ошметки сплетен и домыслов, которых недостаточно, чтобы собрать целое полотно – слишком огромны будут в нем прорехи смысла. В незапамятные времена были город, совсем не похожий на этот; мир, в котором нет Ничто; холм где-то там, куда мы уже не можем взглянуть – и лаборатория на холме. Эксперимент и что-то, выпущенное в мир. Завязка неплохой истории, да. Но кто поведает продолжение? И самое главное – кто скажет, каким будет финал?
Она снова вздохнула – кажется, туман сгущается, дышать становится все тяжелее и тяжелее – и отошла от окна.
В керамическом подсвечнике на столе тлела свеча. Миранда так и не погасила ее, когда выходила на улицу. Сотни раз ругала себя за эту забывчивость – не рановато ли терять память в тридцать с небольшим? – и так же сотни раз оправдывала себя, что все равно тут сгореть нечему.
Последние годы выдались особо урожайными на сырость. Шутка местных «в районе Странных Рож есть только два вида погоды – грязь сухая и грязь мокрая» потеряла свою актуальность – сухой грязи уже давно не водилось не только в районе Странных Рож. Крыша дома, в котором снимала комнату Миранда, перманентно текла – и если она когда-то пыталась спасти пол и подставляла под капли, а то и струи, воды тазы и плошки, то теперь махнула на это рукой. Сырость ползла не только сверху, но и со всех сторон – и иногда, по ночам, ей даже казалось, что эта сырость рождается в ней, где-то под ребрами, и только потом медленно и тягуче, неумолимо и вкрадчиво обволакивает все вокруг.
И главную победу вода уже одержала – час за часом, день за днем она атаковала, медленно, вкрадчиво, самое ценное в этой комнатушке – самое ценное для Миранды во всем городе.
Она взяла свечку и подошла к шкафу. В полумраке тот напоминал какое-то диковинное животное, вставшее на дыбы, забившееся в угол – да так и замершее там.
Тихо зашуршала мокрыми петлями дверца.
Миранда провела пальцами по склизким форзацам. Не стоит и открывать книги – если только лишь для того, чтобы увидеть плесень и мох. Книги уже ничего не стоят здесь – как не стоят слова, мысли и образы. Так, забавная безделушка – такая же, как и театральные представления. Никто не заметит, если они исчезнут. Никто не заметит, если исчезнет что-либо – или кто-либо. Как можно заботиться о таких пустяках, если ты живешь в городе, окруженным Ничто?
Она полюбила книги в тот самый момент, когда к ней в руки попала первая – сборник стихов безымянного
