истеричную радость побед, и жуткие, на оголённых нервах солдатские стенания – хрипы над убитыми фронтовыми товарищами…
И не мудрено. Его первое боевое крещение произошло на Украине, в районе Белой Церкви, потом сражение за Смоленск, битва за Москву, затем Воронежкий фронт и Сталинградская битва, следом Огненная Дуга-Курская битва, потом Корсунь-Шевченковская операция, освобождение узников Освенцима, снова жестокие бои на Сандомирском плацдарме в Польше, бои за Прагу – таковы ратные вехи боевого командира Магомеда Танкаевичаю
* * *
…Пока комбат отсутствовал, а на губах ещё горел горький спирт, он мысленно облетел все их совместные фронтовые дороги, армейские лазареты и морги, все горящие колонны и взорванные заставы, брошенные вдоль дорог и в полях кладбища искорёженной, обгорелой техники. Как бред, промелькнуло и кануло: багряный закат…Санитарная повозка, с разметавшимся на ветру чёрным конским гривьём, мчится в ржаво-охристой пыли, откосы холмов кудрявятся взрывами шрапнели…И кто-то простроченный автоматной очередью умирает в муках под дырявленным сводом пыльной парусины…И, быть может, последнее, что видят его глаза алый клок дымного неба, низкое багровое, хмурое и злое, словно с похмелья, солнце и лёгкий абрис испуганного лица молоденькой санитарки…
– Потерпи, родной! Да не умирай же!..Скоро уже будем…Скоро-о, только не умира-ай!!.
Бешено скачут кони… Красным раскалённым углём пылает солнце, зажигает воздух и превращает его до горизонта в огненную золотистую пыль. Багровым налётом покрыта впереди лента дороги, на которой каждый камень и куст отбрасывает языкастую чёрную тень. И золотисто-красным ореолом светятся волосы девушки, пронизанные солнечными лучами. Но ничего этого уже не видит остекленевший, остановившийся взор…
Глава 5
Отто хорошо помнил: тогда же, в один из поздних вечеров, в их загородном, родовом особняке, в кабинете отца, за закрытыми дверями, у него произошёл сложный, но доверительный разговор с ним.
Старый барон Альбрехт Ганс Фридрих фон Дитц, по-домашнему, в халате, расположившись у камина, сказал:
– Отто, мальчик мой, будь добр, присядь и выслушай старика отца. Век мой подходит к концу…
– Отец! – он нервно усмехнулся, ноздри его трепетали. – Ты же знаешь, я не терплю, когда ты заводишь разговор на эту тему…
– Значит, потерпишь! – потребовал вдруг отец. – Не перебивай старость, сынок. Она, как и смерть, неотвратима…с ней не поспоришь. Но сейчас не об этом! Ты молод и жизнь твоя, и карьера – всё впереди. Потому я обязан предостеречь тебя, дать напутствия и сказать то, что должен.
Отто молча, пересёк кабинет, слабо освещённый люстрой с электрическими свечами, и остановился у камина, в котором потрескивали поленья, объятые оранжевой вуалью пламени. Старый барон сидел в кресле, ноги его были укрыты шотландским пледом в крупную сине бордовую клетку.
