бы знала, что столько времени будем ждать, заказала бы разговор с мамой – его ждать 2-3 дня. Думала, что не успею дождаться, а теперь утешаю себя тем, что мама всё равно не скажет, если плохо: ведь не выберусь, да и дорогу никто не оплатит, не на прогулку же меня пригласили. Делать нечего. Единственный труд – приготовление обеда; в лесу комары уже не туманом – чёрной тучей, не сунешься. Однако выкроили мы как-то время, и с Германом отправились за красной смородиной. Жара, упарились в накомарниках. Нашли, набрали кастрюлю, вернулись и кинулись в палатки отдохнуть от жужжания и вида комаров. Я из палатки выдаю указания на изготовление желе. Ребята исполняют. Делать-то ведь нечего, да и интересно: в диком краю готовить деликатесы.
27 июля. Наконец вчера вопрос решился. Сегодня с утра за нами приходит машина, которая едет в нужное нам место и может нас захватить. Грузимся, едем. Попутчик наш едет туда же, что и мы, передать продукты Доре. Он здесь сидел, отбывал срок, потом работал. Как нам сказали в Сеймчане, все лагеря и тюрьмы ликвидированы в 57-м году, и теперь даже арест на 15 суток связан с перелётом в Хабаровск. А Дора, тоже отбывала здесь срок, и по сей день остаётся жить в бывшем посёлке. Посёлок находится примерно в 40 км от Сеймчана на реке Сеймчан. Рядом с посёлком в горном распадке – рудник им. Чапаева, и почти вплотную к нему – рудник им. Лазо. Здесь на горных склонах прямо на поверхности лежало олово. На реке была обогатительная фабрика. Олово кончилось, заключённых освободили. Большой лагерный посёлок опустел. Остались разрушающиеся пустые дома и вышки. "Мысли их охраняет по углам автомат…"
– Эх, много вы костей там увидите, человеческих, и черепа.
– А разве не закопали?
– Да земля-то мёрзлая. Слегка закидали и ладно. А сейчас, со временем, оголяется.
Молодой лиственничный лес растёт на большущей территории пустоты. Молодые деревца уже почти совсем закрыли вышки, охраняющие посёлок со сложным устройством, в котором мы разобрались позднее с помощью Доры, сами мы не смогли бы это понять. Теперь всё пусто. Только река кристальной чистоты бормочет у моста и под скалами – вспоминает ли, предостерегает ли, плачет? Живёт здесь Дора, да ещё два старика. Как и чем живут?
Дора мне обрадовалась: давно женщин не видела.
– Почему осталась? – спросила я её.
– А куда мне ехать и на что?
И Дора поведала мне свою судьбу. Она родом из Питера (Коренные жители так называют Ленинград, вопреки всем указам). В самом начале войны, когда она, 18-летняя девчонка, стояла в безнадёжной очереди за 100-грамовым пайком хлеба, и в голове также мутило, как и в животе, она не выдержала и проворчала: "Вот, не успела война начаться, а есть уже нечего. Что же дальше?" Домой она уже не пришла. Несколько последних лагерных лет провела здесь. Когда освободили – растерялась. Все родственники, которых она знала, погибли в блокаду, а их спасшиеся и выросшие дети её не знают. Денег на дорогу нет, специальности в 33
