ж, надо отдать должное твоему отцу: он очень убедителен!
– Да, в роли Арбенина он весь – жестокость и мстительность, а дома ему приходиться помалкивать, даже когда мама возвращается домой в полночь, якобы задержавшись на репетиции, хотя всем известно, что она проводит время с министром…
Нина:
– Каким-нибудь клеветником ты был обманут.
Арбенин:
– Да, я был обманут!
Плачь! плачь – но что такое, Нина,
Что слезы женские? вода!
Я ж плакал! я, мужчина!
От злобы, ревности, мученья и стыда
Я плакал – да!
А ты не знаешь, что такое значит,
Когда мужчина плачет!
О! в этот миг к нему не подходи:
Смерть у него в руках – и ад в его груди!
– И вот результат ночных похождений моей матери: папа, еще не старый мужчина, стал добиваться милостей у девиц из массовки и потом, после скандала, начал приставать ко мне, а я удрала сюда, к бабке Рае…
Нина:
Не верю, невозможно – нет, ты надо мною
Смеешься… ты не изверг… нет! в душе твоей
Есть искра доброты…
Спаси меня, рассей мой страх… Взгляни сюда…
О! смерть в твоих глазах!
– Признаюсь тебе, – горестно произнесла Рина, – часто во время их ссор я, озлобившись, думаю, что они генетически не совместимы, и это – причина моих странностей…
Арбенин:
– Да, ты умрешь – и я останусь
Один, один… года пройдут,
Умру – и буду все один!
– Нина:
– Прощай, Евгений!
Арбенин:
– Нет, нет – не говори, тебе уж не поможет
Ни ложь, ни хитрость… говори скорей:
Я был обманут? Так шутить не может
Сам ад любовию моей!
Нина:
– Теперь мне все равно… я все ж невинна перед богом
И умираю…
– Боже мой! – пробормотал Илья, когда зрители, до сих пор молча сидевшие на траве и следившие за каждым жестом и словом актеров, поднялись на ноги, благодарно крича и хлопая, особенно Софье, которая на их глазах умерла и вновь вернулась к жизни, а она принимала все это так, словно стояла на широкой сцене, обласканная аплодисментами множества людей, и лицо ее, обрамленное красными всполохами волос, впитывало это как воздух, а яркие губы в то же время шептали мужу ядовито-презрительные слова: ты опять в конце ошибся, жалкий актеришка!
Захлопнув окно, Рина пошла к постели, бормоча:
– Ненавижу, ненавижу!
Не только ее бледное лицо, но и все худое тело дрожало от отвращения.
Сестра, вызванная Ильей – все та же Бат-Шева – дала ей таблетку валиума, потом еще одну и сидела рядом, пока Рина не пришла в себя.
– Кстати, – рука сестры вынула из коробки шприц, зловеще блеснувший на солнце, – тебе предписаны уколы от воспаления в позвоночнике.
– Что это?
– Кортизон.
– Нет, – снова заволновалась Рина, – мне кортизон противопоказан!
– Ну, твой
