– так мы, жители гор, позволяем природе вершить свое жестокое дело и не вмешиваемся, пока наших собственных коз природа не трогает. Драка закончилась тем, что мы с Карлом уселись на диван, я обнял братишку за плечи и мы оба захлюпали носами. Тогда отец удрученно покачал головой и вышел из комнаты.
Еще вспоминаю один случай – мне было двенадцать, Карлу – одиннадцать, а дяде Бернарду исполнялось пятьдесят. И дядя совершил поступок, который мама с папой сочли невероятно щедрым: он пригласил всех в город – в большой город – отпраздновать юбилей в Гранд-отеле. Мама рассказывала, что там и бассейн есть, и мы с Карлом прямо загорелись. Когда мы туда приехали, выяснилось, что бассейна там никакого нету и никогда не было. Я ужасно рассердился, а вот Карл вроде как не поверил, и, когда один из сотрудников предложил показать ему отель, я заметил, что Карл незаметно сунул в карман плавки. Вернувшись, он сказал, что отель охрененный, прямо дворец, и что он, вашу мать, когда-нибудь непременно выстроит себе такой же. Так он сказал. Ну и ругался он намного больше. И потом он упрямо утверждал, будто в тот вечер плавал в Гранд-отеле в бассейне.
По-моему, в этом Карл и мама были похожи: для них мечты побеждали действительность, а оболочка – содержимое. Если все шло не так, как им хотелось, они выдумывали новую реальность и почти не замечали того, чему, по их мнению, быть там не полагалось. Например, нашу прихожую, провонявшую хлевом, мама величала не иначе как холлом. Так и говорила – «хо-олл». В бытность свою подростком она поступила в услужение в семью судовладельца – там она долго работала, сперва служанкой, а потом экономкой, и с тех пор считала, что если назвать вещь по-английски, то получится вроде как по-богатому.
С папой все было наоборот: лопату для хлева он называл навозной и хотел, чтоб все вокруг выглядело и звучало по-американски. Причем не как в американских городах, а как на Среднем Западе, например в Миннесоте, где он жил с четырех до двенадцати лет вместе со своим отцом, которого мы никогда не видели. Америка была папиной землей обетованной. Он и меня назвать хотел Калвином в честь американского президента Калвина Кулиджа. Ясное дело, республиканца. В отличие от своего более харизматичного предшественника Уоррена Гардинга, оставившего за собой шлейф скандалов на букву «к»: коррупция, карты, красотки и кокаин, – Калвин был серьезным трудягой, неторопливым, острым на язык и злым, который, если верить папе, никуда не рвался, а по карьерной лестнице поднимался медленно, но верно, ступенька за ступенькой. Однако маме имя Калвин не понравилось, и поэтому я стал Роем, хотя второе мое имя все-таки Калвин, на это мама согласилась.
У Карла второе имя Абель, в честь Государственного секретаря Гардинга, – по словам папы, тот был умным и обаятельным человеком с великими мечтами. Именно благодаря ему США в 1845 году аннексировали Техас, отчего территория государства выросла почти вдвое. В качестве компромисса Абель допустил, чтобы в Техасе и дальше поддерживались права рабовладельцев, но это, как говорил папа, уже дело десятое.
Может
