вариант. Но я поднимаюсь, отряхивая плащ. Мне не терпится разузнать про Эйку, но как бы ни обострить этим отношения. Надеюсь, удастся выведать о ней там, куда мы пойдём. Не то чтобы этот городской житель вызывал большое доверие, но я так мечтал встретить людей! В конце концов, что они мне сделают? Не покусают же! Убить могут, но с этим не угадаешь.
– Зачем вам волшебник? – спрашиваю я, сворачивая в боковой переулок – следом за моим проводником.
Сам я ни разу не отклонялся с главной дороги, боялся заблудиться. Улицы такие узкие, что неба не видно, а дверные проёмы попадаются редко. Но мой спутник легко находит уцелевшие мосты и хитрые проходы под каменными арками, до половины засыпанными песком.
– Я не станут отвечать, чтобы не наболтать лишнего, – разделывается он сразу со всеми вопросами. И ныряет в очередную щель.
Ещё бы мне туда протиснуться с моим мешком! Ребёнок ждёт с неодобрительным сопением, а потом проводит меня сразу сквозь несколько домов. Пока мы движемся по длинному гулкому коридору, я пытаюсь наладить диалог, но, видимо, Эйка права – мне не дано. Поводырь упрямо молчит – кажется, это всё-таки мальчик.
Я ступаю следом за ним в огромный, насквозь продуваемый зал и мысленно пересчитываю варианты. Убежать от него – не убежишь. А если убежишь, всё равно он про меня расскажет кому-нибудь, и те уже выследят. Ну что – убить его? Связать и таскать с собой в надежде, что никому больше не попадёшься? Тогда уже точно отступать будет некуда.
– Темнеет, – предупреждаю я, глянув на низкие тучи в оконном проёме. – Если нам ещё далеко, стоит подняться повыше и заночевать здесь. Оборотни всё равно не дадут идти ночью.
Он смотрит на меня с недоумением, и меня посещает тревожное сомнение, что один из нас не в себе.
– Чёрные волки, – уточняю я на всякий случай. – Или тебе не приходилось их видеть?
– Разумеется, приходилось, – отвечает он с ещё большим недоумением. – Глаза у меня на месте! Поэтому мы начнём бежать от этого окна. Иначе не успеем. А ты точно волшебник? – судя по тону, я вызываю у него серьёзные сомнения.
– А ты? – спрашиваю я в ответ.
Он медленно качает головой – нет. Надо понимать, ему в этом мире ещё веселее, чем мне.
– Есть хочешь? – интересуюсь я.
Он равнодушно пожимает плечами:
– Все хотят.
– Джем будешь?
Про джем он тоже не знает. Но я достаю одну банку, потом другую – с крольчатиной, не ведаю, что за зверь. И убеждаю своим примером, что содержимое можно кушать. Мальчик не убеждается. Действительно, что подходит для одних, для других – отрава. Но всё-таки он решается взять на кончик ножа немного оранжевой кашицы и, наконец, убирает от лица тряпку. Наверное, всё-таки девочка.
Пока садится солнце, она всё ест и ест. Я устраиваюсь в проёме окна и наблюдаю за улицей. Чёрные вот-вот нагрянут и, должно быть, окажутся совсем близко – только руку протяни! Не уверен, что стоит располагаться вплотную к ним. И доверять ребёнку. Мне всё больше не по себе, и когда девчушка пихает меня под локоть, чтобы вернуть банки, я
