политический разговор, хуже того – уединились.
– Ты кому присягал, Ежи? – спрашивал Милан. – Имре Надю или Ракоши?
– Ракоши делал насильственную индустриализацию, против него были выступления… ты слышал последние слухи? Будто Имре Надь – агент КГБ?
– Это происки западного империализма! – горячился Милан. – Что говорил Черчилль? «Пускай орел позволит петь малым птичкам – не надо обращать внимание на их песни».
– Какие птички? Венгры – не птички.
Наконец Йозеф (ах, какое у него волевое жесткое лицо) поднял бокал:
– Выпьем? Скоро нам придется расстаться.
Вероника Георгиевна встрепенулась, взяла веер, вздохнула.
– Что такое? Куда? – надула губки Ляля.
Беспечная и легкомысленная, она меньше всех понимала что-либо в происходившем. Сделав обиженную гримасу, повернулась боком к Ежи. Натянула на голову кепочку-шляпку и в профиль стала похожа на клоуна: вздернутый носик, оттопыренная губка, подбородок вверх, да еще эта кепочка-козырек… И тут из ее глаз брызнули слезы, она повисла на его руке. Впрочем, при этом аккуратно поправила шляпку, боясь испортить экзотические перья.
Йозеф покинул Москву не через неделю-две, а на другой же день.
…Неожиданно Левашовым позвонил Саша Ромадин:
– Я уезжаю в командировку.
– Куда? Зачем?
Он помолчал и повторил: «В командировку».
Когда он ушел, Тина сказала Филе:
– Может быть, он едет в Венгрию?
Тот возмутился:
– Откуда ты взяла? Как это может быть?
А потом было прощание. Саша смотрел сухими, горячими глазами. Дома была мать, тут – Филя, они не могли остаться наедине. Говорили о чем-то незначительном. Он зажигал одну папиросу за другой. Потом попросил брата с сестрой не оставлять его мать, навещать:
– Заходите к ней, поспрашивайте кое о чем, например о детстве, детском доме, воспитателях… Она памятливая, хорошая рассказчица. А в остальном – твердокаменная коммунистка. А ты, моя Тиночка, должна писать, если будет скучно… рассказы, повести.
Тине так много хотелось ему сказать, спросить! На сколько дней уезжает, будет ли писать. Как выдержат они разлуку? Но – слова застревали в горле, в них не было смысла. Она не поняла, что он сунул ей в карман. Только дома разглядела: это был коралловый светлый браслет.
А сам Саша ей уже не принадлежал…
Не тогда, а спустя месяц-два попалась ей статья о венгерских событиях, и вот что там прочитала:
«В ночь с 3 на 4 ноября советские войска вошли в Будапешт и подавили народное восстание против коммунистического режима… После XX съезда КПСС восточноевропейские страны все более открыто выражали несогласие с коммунистическими порядками и ограничением свободы личности. В Будапеште систематически проводились студенческие митинги, на которых все
