образец отдаленно напоминающий форму, в которой не так давно мне приходилось бегать по лесу.
В этой ненастоящей форме трудно дышать. Воспоминания, в образе мелькающих перед глазами картинок из жизни в строю рядовых, душат чувством страха. Пытаюсь вдохнуть на полные легкие, но в них нет места, будто я под водой. Повторяю, про себя заученную считалочку где нужно короткими фразами описывать факты, из жизни – это помогает сконцентрироваться и упорядочить память, таким образом успокаивает воспаленную психику. Стараюсь успокоиться, спустить с легких воду и дать кислороду заполнить предназначенное ему место.
– Меня зовут Лаванда Мейсон. Мой дом Литор. Я больше не рядовая Патриума. Прим жив. Прим меня ненавидит, ― еле шевеля губами шепчу себе под нос.
На пятом круге повторов, легкие сдают позиции и я снова дышу. Мою отдышку, к счастью заметила только Руд и решила, что это головокружение из-за того, что мы пропустили обед.
Худощавые мальчишки, что должны изображать армию Патриума вызывают смех и жалость. Кто вообще поверит, что полутораметрового хиляка возьмут на фронт? Да его бы сдуло ветром ещё на первой строевой перед завтраком за забором военной части. Моё тихое хихиканье дружелюбно поддерживает Мила, а Каликс то и дело кидает на меня косые взгляды. От его пристального взгляда я даже в многолюдном павильоне чувствую себя, как солист на сцене, которому направили в лицо прожектор в тёмном зале.
К счастью, все сцены снимают, как бы со стороны. Сегодня нет никаких диалогов и текста, а ещё не нужно изображать что-либо на камеру, просто делаешь вид, что её нет. Организатор даёт команды и комментирует действия, а я должна повторять. К примеру: стоишь в левом углу, поднимаешь взгляд вверх, проводишь взглядом летящий самолет и бежишь вправо. Пока что кино мне дается куда легче чем театр. Бездумно выполнять команды из серии сели–встали–побежали у меня получается не хуже, чем у ученой пограничной собаки. Не обращать внимания на камеру тоже несложно, гораздо сложнее не обращать внимание на Каликса и его маниакальную слежку за каждым моим движением.
Прим не подходит ко мне и близко, даже не смотрит в мою сторону. После разговора за гримерным столиком мне стыдно смотреть ему в глаза, я вела себя как двенадцатилетняя дура, но всё равно жутко бесит его хладнокровие по отношению ко мне. Когда он успел стать таким черствым циником? Он хамит, унижает меня на глазах у других, а потом прижимает к стулу и даже глазом не ведет. Наверное, он был таким всегда, вот только такое отношение не распространялось на меня, поэтому я и не замечала.
В обед заботливая эфор выдает нам к чаю пончики, половина из них со сгущёнкой, а другие с клубничным джемом. В принципе, я ем любую еду, особенно с приходом войны, тяжело забыть голодные дни и ночи, но джем мне всё же нравятся куда больше сгущенки. Перед чаепитием объявили официальный перерыв, вся группа разбрелась по павильону кто куда, мы же заняли место для перекуса вокруг малюсенького круглого столика. Я и Руд залезли
