вышли из горницы, и князь услышал, как одна из них спустилась на нижний этаж и зашла в клеть, а другая по какой-то хозяйственной надобности вышла во двор. Тогда Рюрик и решил завести разговор, который сейчас интересовал его более всего.
– Дед Сварг, расскажи мне про дочь твою.
Старик задумчиво посмотрел на князя, пожевал губами и спросил:
– Про которую же тебе рассказать? Трое их у меня было. Одна умерла ещё в младенчестве, другая…
– Про ту скажи, что матерью Ольге и Ефанде приходится.
– Про Любаву, значит, про младшенькую, – из старческой груди вырвался горестный вздох. – Что ж, изволь. Любавушка была моей любимой дочерью. Единственная из всех детей унаследовала она от меня дар к исцелению других. Конечно, дочка была не столь даровита, как Ольга, но тоже многое умела. Боль взглядом унимала, раны благодаря её рукам быстрее залечивались, татя или душегуба указать могла, души людей читала, как иной охотник следы лесных зверей, и даже умела зреть будущее. Однако не принесло всё это счастья моей кровиночке. Многие люди приходили к моей Любаве за советом, хворь свою унять… Да мало ли, зачем могут прийти к ведунье. В добрых делах она всегда хорошей помощницей была, а зла не чинила даже за большую плату. Да и красива была кровиночка моя – Ефанда очень на неё похожа. Многие любили и уважали мою девочку, а только женихи наш дом десятой дорогой обходили. Потому как была Любава бесплодна от рождения. Даже я не мог ей ничем помочь. Видно, хотели боги, чтобы не отвлекалась на своих детей, всецело служа людям.
– Ты ошибся тогда Сварг, не так ли? Ведь у Любавы родились две дочери.
– Нет, не ошибся. – Старик горько улыбнулся. – Я с малолетства знахарствую, болезни, хвори, недуги разные могу определить по глазам, цвету кожи, чертам лица, упругости тела и даже по линиям на ладони. Как же я мог ошибиться в собственном дитяти? Нет, тут совсем не то. – Сварг ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. – Любава тогда уж было собралась свой век девкой коротать, да тут зачастил к нам в дом варяг, которого дочь моя намедни от копейной раны излечила. То на праздник какой позовёт, то на игрища. Я не одобрял, конечно, урманин всё-таки, но и не препятствовал. Вскоре он и свататься пришёл. Два раза сватов засылал, дочкину руку просил, и два раза я ему отказывал. А на третий раз сам пришёл. За это время пригляделся я к дочке и вижу, что и она к нему тянется. Оно и понятно – Ольбард мужчина видный, красивый был, Олег весь в него пошёл. Вот тогда и рассказал я ему про Любавин недуг. Думал, развернётся варяг – и поминай, как звали, а он только рассмеялся. “У меня, – говорит, – есть наследник, две зимы назад жена родила, да родами и умерла. Мальчонке мать нужна, а мне жена. Любавушка твоя всякая мне мила будет. Прикипела душа к ней, а она – сердцем чую – ко мне тянется. Оторвать только с кровью и мясом получится. Не противься, отец, дочь твоя за моей спиной как за каменной стеной жить будет. Или ты не хочешь, чтобы она счастье семейное изведала?” Тогда и ударили мы по рукам, а вскоре пышно справили свадьбу. Уехала Любава с мужем на
