какой, по словам его же матери. Такой маленький, забежал не пойми куда, газовый баллон открутил, сам чуть не умер и другие дети. И теперь думает не пойми о чём, о революции какой-то! Мало наша страна перенесла революций!
– И что, не скажешь ему?
– Вообще всем им скажу, Марковым. Ну, и ему в том числе. Но отдельного разговора он пока не заслужил, по-моему.
Ирина Юрьевна действительно пришла к Марковым. Снова в слезах радости.
– Что такое, Ир? – спросила встревоженная мама Никиты.
– Чудо, Света, чудо из чудес! Такое чудо, за которое Господа надо благодарить день и ночь!
– Ну так что?
– Моя доченька, Маша… заговорила!
Никита моментально сорвался с места за рабочим столом и выбежал в прихожую.
– Как вы сказали?
– Маша моя заговорила!
– Да… Вы что?..
И тут Никита заплакал уже безо всякого стеснения. Ирина Юрьевна слегка удивилась.
– Я тоже, Ир, безумно рада за тебя. И Никита, видишь, какой у нас сочувствующий.
– Вижу! – задумчиво ответила Ирина Юрьевна.
Никита заломил перед ней руки:
– Ирина Юрьевна, умоляю, позвольте мне помогать вашей дочери по учёбе! С чем у неё проблемы, с химией? А химию как раз знаю! И физику, геометрию. С гуманитарными только похуже чуть-чуть. Позволите?
– Посмотрим. Великодушно, конечно, Никита, с твоей стороны. Но я ещё с самой Машей должна обсудить твоё предложение.
– Ах, обсудите же скорее, пожалуйста! А сейчас можно к ней на минуточку?!
– Нет! Имей терпение! – уже строго сказала она Никите.
Вернувшись домой, женщина рассуждала: «Ну что, позволить ему? Ладно, пускай, но только под моим присмотром. А то мало что ему вздумается с ней сделать, охламону малолетнему. Правда, он заплакал, как узнал, но этим лишь чуть-чуть исправил моё мнение о нём. И дочь моя в телесном отношении как раз, как назло, развита не по годам. Я в её годы совершенно не так была сложена».
Впоследствии так и стало происходить – Никита стал помогать Маше учиться, но под строгим надзором Машиной матери. Ирина Юрьевна вначале раздумывала, и в церкви советовалась с батюшкой после исповеди, и в итоге дала соседскому парню добро. О его упоении говорить излишне.
И весь последний год школы Никита помогал тщательно, не отвлекался на посторонние темы, и все разговоры с Машей оказались абсолютно целомудренны. Химию он растолковывал как настоящий преподаватель, рассказывал про уроки в классе и про «лабы». И вообще Ирина Юрьевна стала находить в нём немало достоинств. В первую очередь, редко кто из школьников был так умён во времена, казалось бы, тотального торжества слабоумия. Только лишь явное безбожие парня не нравилось Ирине Юрьевне. Но в разговоре лично с ней он всё-таки резко не отрицал Творца, выразил атеизм деликатно – и то уже успокаивало. Свои анархические и космополитические воззрения он облекал в весьма интеллектуальную форму.
Итогом последнего
