входа в палату он задержался. Не хотел встречаться с отцом.
– Скажите, что я сплю. Пусть все оставит в приемной. Я заберу потом.
– Я сказала, что тебя нет в палате. Он попросил найти.
– Я не могу с ним сейчас встречаться, понимаете?
– Так что передать? Так и сказать ему что ли? Что ты не можешь с ним встречаться?
– Скажите, что я сплю.
Если бы это пришла мать, а не отец, если бы это пришла мама. Тогда и больница перестала бы быть больницей. Слегка смешная, что это будет видно только ему, а для дежурной – взрослая, ее бы пропустили, с ней и медсестра разговаривала бы по-другому, а он здесь как будто и не человек. У него же нет кожи, как он зачем-то сказал вчера профессору, да, он боится… потому что все всегда происходит… внутри – подсказал профессор, ласково, доверительно так подсказал, как будто о чем-то просил, доброжелательно, нет-нет, профессор ничего никому не скажет, он же его новый друг, и Филипп повторил вслед за своим новым другом – да, внутри, как будто друг уверенно вел его за руку, повторил и добавил, но я же ни в чем не виноват, а тебя никто ни в чем и не винит, обворожительно улыбнулся друг, просто твои поры сами расширились, правда? это же не ты их разодрал? просто мне не совсем нравится мое имя, сказал Фил, а как бы ты хотел, чтобы тебя звали? И тогда Фил задумался, он подумал, что его друг, наверняка, уже знает, что ему сказал отец, ведь отец взломал пароль и вошел в мессенджер Фила, и значит, отец знал… отлично, Бэртэр, сказал профессор, я, конечно, не знал, что твое имя такое острое, что оно состоит из осколков, только твердые осколки, э, которое циркулирует, унося твердые бэ, эр, оно вращается, как кровь, нет, сказал Фил, это не кровь, почему же, с какой-то папиросной улыбкой спросил профессор, нет, сказал Фил, это не кровь, это сияние, огненное сияние, ах, ну да, баллончик, сказал друг…
Почему ты плачешь?
Я не плачу… Просто я давно тебя не видела.
Ты меня любишь?
У меня никого нет.
А отец?
Он сам по себе.
Иногда мне кажется, что ты меня не любишь.
Это неправда.
Где ты была после того, как я родился?
Я…
Ты всегда любила волейбол?
Солнце поднималось из-за снежной елки. Солнце было высоко, и… Уже садилось, оставляя снег, блестящий, синий, новогодний снег, по которому раскатывались тени. Они все еще медленно раскидывались, росли, это были тени деревьев, они удлинялись.
Фил стоял у окна и смотрел, как удаляется широкая фигура отца.
– Он принес тебе новую рубашку, – сказала дежурная.
3
Как будто она долго не хотела его отпускать, а потом отпустила. Он рождался трудно, но, в конце концов, родился легко. Она просто улетела в туннель – ей сделали укол. А когда очнулась, когда ей его принесли, когда она увидела его в первый раз – этот взгляд, этот крик. «Наложили
