нет… конечно же. Но… персонажей, которых объединяет некий общий секрет!
– Александр Сергеевич, а если представить себе совсем уж почти невозможное: предположить, что Афраний, рапортуя о том, как ловко он выполнил приказы Пилата, рассказал ему не всю правду…
– А ведь я ждал, ждал от вас этого вопроса, господин журналист! Рано или поздно вдумчивый и внимательный читатель вынужден озвучить и такую «невероятную» версию истории погребения учителя! И вполне вероятно, что тогда вечером в грозу все происходило совсем-совсем иначе! Интересно, а что Афраний утаил от наместника? И тут у читателя могут возникнуть удивительные эпатажные подозрения. Я уверен, что и у этой версии найдется немало сторонников…
– А сам Пилат? Он все-таки догадался об этом… позже?
– Вполне вероятно, Георгий! Памятуя о том, как сложно, туманно и двусмысленно выражают Пилат и Афраний свои мысли…
Хотя, правды ради, обязан признаться вам, друзья мои, что в свое время по здравому размышлению я был вынужден отказаться от рассмотрения такого невероятного витка развития сюжета романа. Абсолютно не объясняющая сути всего произошедшего версия! И при этом полностью перечеркивающая саму основную логику произведения. По сути, тупиковый путь или псевдофилософский лабиринт без всякой возможности выбраться из него. Георгий, надеюсь, вы верно поняли мои слова?
– Разумеется, профессор! «Карфаген должен быть разрушен». Не так ли, Александр Сергеевич? Но при этом они… эти двое, как бы… прекрасно понимают друг друга?!
– Ага! И при этом еще и перемаргиваются! У меня, профессор, есть один вопрос к тебе: вот как ты думаешь, эти черти-заговорщики… они такой же перстень орденский Левию подарили или нет? Кино-то я не успел досмотреть…
– Думаю все же, что перстень – это вряд ли, Егор Алексеевич.
– Егорша, они ему вместо перстня подарили… Рай!
– Ага! Рай ли?! Короче, я и говорю: выходит так, что все же заслужил он награду за свои «богоугодные» дела…
Масоны – они и есть масоны! Ни одного словечка по прямому сказать не могут. Все у них – недомолвки да ужимки! А делов натворили таких, что и вовек не разгрести!
– Что там век, Егор Алексеевич?! Тысячелетие!
– Александр Сергеевич, профессор! Вы знаете, меня очень удивило версия «знатоков» романа о том, что Воланд долгие века содержал Прокуратора в заточении, в фантастическом, забытом всеми, мрачном пространстве. Непрощенного, потрясенного и потерявшего самого себя человека!
– Бросьте, Георгий! Ну, в самом деле, мы все давно уже были обязаны понять, как соткано полотно романа «Мастер и Маргарита». Ведь это – театр! Театр, в котором существует совсем не одна, а несколько сцен! И где здесь искаженные зеркальные отражения, а где параллельные вымышленные миры Мастера (?) или самого Михаила Булгакова – мы вольны лишь догадываться!
– Ну, вот! Вот же она – чистая шизофрениада и есть, Сергеич!
– Ну, наконец-то, Егорша! Теперь ты понимаешь, почему я так озаглавил наш первый
