Оскорблены так, как может оскорбиться только залившийся до бровей человек, собственно, уже не имеющий права называться человеком. Не говорите, что никогда не видели сдвинутых бровей, поджатых губ и сморщенных носов, расплывающихся в парах алкоголя, – никто вам все равно не поверит.
Состоянию нестояния Смитти и Бигги очень часто сопутствует неуемная жажда деятельности и стремление помочь всему миру крутиться как следует. Бармен пнул доблестного сопящего в пыли моряка и стал ему демонстрировать невнятные жесты, пытаясь таким образом объяснить что-то необъяснимое, прямо-таки неохватное разумом по своим масштабам. Похоже, мозги Смитти работали на той же частоте. Кряхтя и чертыхаясь, он поднялся и вместе с Бигги ринулся обратно в «Шорох и порох». Попутно они организованно приложились о притолоку, прекратившую свое существование как единое целое в тот же момент времени. Шелку для этого пришлось подпрыгнуть. Солидарность.
Из темных глубин бара раздавались дикие вопли с ярким аккомпанементом из хруста, треска, дребезга. Конец им положил дружный рев двух невменяемых товарищей, постепенно заглушаемый их нарастающим топотом.
Первым из тьмы вынырнул Бигги. Он бежал, высоко вскидывая ноги и яростно задыхаясь через трубку. На его плече покоилась широченная доска, ранее имевшая право называться барной стойкой. Из ее нижней, ранее скрытой от людского взора поверхности торчали гвозди и сталактиты десятилетиями припрятываемых на черный день вещей, которые Бигги по заблуждению считал кавычками. Другой конец доски с озверелой улыбкой стискивал в своих мозолистых руках Смитти. Его нога вконец разыгралась и не слушалась своего хозяина самым наглым образом. Она отказывалась гнуться в колене, но зато ступней выкаблучивала такие фортели, что любой любитель чечетки мог бы буквально описаться от восторга. Из-за этих механических экзерсисов Смитти приходилось двигаться бочком, волоча за собой пританцовывающее подобие отбойного молотка, что, однако, не мешало ему развивать точно такую же скорость, с которой Бигги приближался к берегу Лужи Гранде, среди которой островом с единственным обитателем возлегал хрюшкомобиль.
В паре волосков от парящей, побулькивающей жижи Бигги остановился как вкопанный. Он балансировал на цыпочках и с ненавистью глядел на все же обмакнувшиеся в лужу носки своих идеально вычищенных тапок. Смитти даже глазом не моргнул и продолжал свое крабообразное перемещение. Доска проскользила по плечу Бигги и мягко брякнулась на порог автомобиля. Другой край Смитти аккуратно уложил на берегу и даже протер рукавом, подобострастно поглядывая на Йозефика.
– Пожалуйте на борт, сударь. Карета подана, котлы кипят, и кони бьют копытом. Луна полна, и светел путь, сударь.
– Проваливай отсюда, парень, пока корни не пустил. – Дандау был далек от поэтических настроений, как всякий человек только что безнадежно испортивший свои парадные тапки.
Йозефику оставалось только подчиниться.
