не перепутали ботинки местами, надевая их на Йозефика. Откуда-то из-под купола спикировала шляпа и мягко легла на виртонхлейновскую макушку, как вишенка, венчающая пирожное.
Арахно-механобратия всех размеров подняла передние лапы и заклацала ими, всем своим видом излучая восторг от проделанной работы и полное отсутствие отвращения к результату, что очень редко встречается. После чего несколько погрустневшие, насколько это можно понять по стальному блеску, работники отправились в свои тайные механические норы. На потолок вновь наползли панели с росписью. Гобелены плавно расправились. Один, правда, зацепился за выступ колонны, но тут подоспел маленький паучок и оправил непослушную занавесь. Пользуясь возможностью, он еще раз взглянул на результат трудов своих и своих собратьев.
Зал принял прежний облик, только теперь посреди него стояло кожаное кресло, приютившее уже приходящего в себя Йозефика, и зеркало в полный рост без какой-либо рамы и вообще непонятно как закрепленное в ладони над полом.
Когда стихли последние пощелкивания и попискивания механизмов, из подголовника кресла вырвалось облачко аромата цвета древнего изумруда в свете свечей, немного сладкого, немного горького. От него молодой человек моментально пришел в себя, и, что самое замечательное, он не помнил ничего из того, что с ним произошло после того, как он поставил свою подпись под странным договором. Все было бы и вовсе замечательно, если бы не кошмарная боль, истязавшая его ноги, сплющивающая и выкручивающая каждую косточку в его стопе. Хорошо, что он сначала посмотрел на источник боли, а не начал не глядя уползать от него подальше. Ботинки поменялись местами, и боль отступила.
Йозефик с нескрываемым удовольствием любовался теперь таким нарядным собой в зеркале. Иссиня-черные брюки и двубортный приталенный пиджак в тонкую, едва заметную полоску отлично дополнялись расшитой и глубоко переливающейся багрянцем жилеткой, нежно-черной рубашкой и сочным галстуком, напоминающим по цвету зернышко граната. А шляпа! В этой шляпе Йозефик был похож на Йозефика вир Тонхлейна, настоящего джентльмена с ноткой авантюризма. Он еще раз оправил галстук перед левитирующим зеркалом, даже не обратив внимания на столь странное его поведение, развернулся и вышел из зала.
Похоже, в изумрудном аромате был какой-то секрет. Может, даже темный и таинственный, а может, и нет. Фактом было то, что Йозефик почему-то был спокоен, как накачанный морфином слон, и столь же уверен в себе. А может, так на него подействовала смена имиджа – он об этом не задумывался.
Он походя подхватил свой чемодан, вышел из ателье и захлопнул за собой дверь. От двери отвалилась полуистлевшая бумага и развалилась в прах, даже не коснувшись земли. Йозефик не то что не прочитал, что на ней было написано, но даже ее саму не заметил. А было что почитать-то.
ЗАКРЫТО НАВСЕГДА.
ЗА НЕПРАВОМЕРНОЕ И НЕПОТРЕБНОЕ
ПРИЛОЖЕНИЕ
