запах алкоголя – действенней и быть не может смеси, чтобы на весь день наполнить человека чувствительного и непьющего отвращением к окружающим и раздражить его нервы до крайности.
Саша морщился, дышал через воротник толстовки и изо всех сил старался не задохнуться. Ему порой даже было смешно, казалось, будто все они делают это специально, лишь бы его ещё больше взбесить и в конец растрепать ему ганглии.
В такие моменты он ненавидел весь автобус, пропахший бензином; ненавидел водителя, неаккуратного и вечно спешащего так, что Сашу подкидывало и встряхивало до треска в мозгу; ненавидел поддатых, вонючих мужиков, окружавших его со всех сторон; снова ненавидел водителя, который включал радио, рассчитанное на недоумков так громко, что наушники с собственной музыкой становились единственным, пусть и частичным, но всё же облегчением этого страдания; ненавидел себя: за то, что изо дня в день он продолжает склонять голову и смиренно терпеть столь ему опостылевший образ жизни; и за то, что в который раз он, идиот, забыл наушники дома.
Однако же, было там и кого любить. Искренне он любил своих прямых коллег по работе, – с ними, к слову, ему повезло. Они весьма отличались от остальной массы тамошнего его окружения, Саша питал к ним тёплые чувства уже по крайней мере потому, что в автобусе они ездили редко. Все они и каждый по отдельности чем-то радовали его, хотя он не вполне принимал этой своей к ним теплоты, старался держаться отстранённо и как можно менее контактно, сам даже не понимая отчего. Вечно он невольно улыбался им при встрече, проявлял свою природную душевную доброту и, здороваясь очень уважительно, чуть не кланялся, а внутри так и горело от бессилия себя остановить и объяснить себе же, для чего он столь вежлив и тактичен.
Приехав на работу, Саша ощутил постоянную внутри желудка двухпудовую гирю. Его тянуло к земле желание упасть и умереть. В голове путались мысли, перемежаясь с яростных на смиренные, первые из которых праведным пламенем уничтожали все его принципы и ценности; а вторые, – так ему представлялось, – золотой искрящейся дланью рассудка и порядка уравновешивали эту борьбу, выставляя наружу спокойный улыбающийся лик. Так он и вошёл в привычную, и одновременно непривычную, обыденную, рутинную и столь ненавистную рабочую среду: улыбаясь.
– Доброе утро! – По привычке произнёс Саша, протягивая руку всем своим коллегам грузчикам.
Саша работал именно грузчиком на большом промышленном складе, а места хуже для молодого человека, обременённого столь многим и главное – необъяснённым и непонятым стремлением к туманным высотам, найти было нельзя.
Поздоровавшись, Саша снял с себя толстовку и сел за стол, где все проводили спасительные минуты отдыха, играя в «тыщу» или «дурака».
Первые пятнадцать минут, как всегда, каждый из работников совершал общий утренний моцион в форме расхлёбывания горячего чая из огромных кружек. Чай в них остывал долго и все негласно радовались
