привычка и продолжительная близость могут доставить мне привязанность вышей дочери», – писал он будущей тёще.
«…Я могу надеяться со временем привязать её к себе, но во мне нет ничего, что могло бы ей нравиться. Если она согласится отдать мне свою руку, то я буду видеть в этом только свидетельство спокойного равнодушия её сердца. Но сохранит ли она это спокойствие среди окружающего её удивления, поклонения, искушений?
…Не явится ли у неё сожаление? Не будет ли она смотреть на меня как на препятствие, как на человека, обманом её захватившего? Не почувствует ли она отвращение ко мне?»
Как в воду глядел…
Венчание Пушкина и Натали в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот происходило нервозно, с паденим колец, погасшими свечами и прочими суеверными знаками…
По свидетельству близких друзей, разочарование у молодого мужа имело место быть уже после первых брачных ночей. Но что характерно: холодность, если не сказать фригидность, Натали вовсе не охладили страсть Пушкина, что для «арапова правнука», само по себе, удивительно.
«Я женат и счастлив… Одно желание моё, чтобы ничего в жизни не изменилось – лучшего не дождусь… Не можешь вообразить, какая тоска без тебя… Жена моя, прелесть…», – из писем Пушкина той поры.
А дальше блеск высшего общества, бесконечные балы в перерывах между родами, унизительный для тридцати лет мундир камер-юнкера и нескончаемый флирт Натали со вся и всеми, от царя до офицера…
«Что в высшем Лондонском кругу зовётся vulgar…»
До сих пор остаётся тайной, что же так связывало «красавицу и чудовище»?!
В 1929 году Марина Цветаева после долгих размышлений обнародовала свою точку зрения:
«Наталья Гончарова просто роковая женщина, то пустое место, к которому стягиваются, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти. Смертоносное место. Как Елена Троянская повод, а не причина Троянской войны… так и Гончарова не причина, а повод смерти Пушкина, с колыбели предначертанной.
Судьба выбрала самое простое, самое невинное орудие: красавицу…
…Тяга Пушкина к Гончаровой, которую он сам, может быть, почёл бы за навязчивое сладострастие и достоверно («огончарован») считал за чары – тяга гения – переполненности – к пустому месту. Чтобы было куда.
Были же рядом с Пушкиным другие, недаром взял эту! (Знал, что брал).
Он хотел нуль, ибо сам был – всё! И ещё он хотел того всего, в котором он сам был нуль. Не пара – Россет, не пара – Раевская, не пара – Керн, только Гончарова пара. Пушкину ум Россет и любовь к нему Керн не нужны были, он хотел первого и недостижимого. Женитьба его так же гениальна, как его жизнь и смерть».
Марина Ивановна не любила Наталью Гончарову, но это мнение очень талантливого человека, к тому же из мира поэзии…
За шесть лет до неё упомянутый уже П. К. Губер в «Дон-Жуанском списке Пушкина» вполне с ней солидарен:
«Он
