завянет или меня оттащат от него. Эмбер как-то сказала, что я веду себя по-детски. Помню, я тогда разозлилась: сестра ничем не лучше меня, прячется за маской, высеченной изо льда, которая иногда становится настолько прозрачной и незаметной, что мне уже кажется, что Эмбер всегда была такой – серьезной и собранной, отстраненно вежливой и неумолимо недосягаемой. Закованной в нежелание открываться кому бы то ни было. И тогда я задаюсь вопросом, куда подевалась та девочка, которая любила печенье с шоколадной крошкой и заразительно смеялась, когда мы, что-то учудив, бежали с места преступления. Должно быть, та Эмбер умерла, как и прежняя я.
Тоска по ним с Томом гложет меня с каждым днем все больше и больше. Мне одновременно хочется и плакать, и кричать. Могу я делать только первое (и то тихо), чтобы никто не заподозрил, что на корабль пробралась женщина. Так что да – чтение и рисование – это лучшие способы отвлечься от этого разрушающего чувства. Но и эти занятия не могут продолжаться постоянно. Приходится беречь свечи, у Генри их не так много. А еще я просто не могу постоянно сидеть в темноте. Мне постоянно кажется, что там кто-то притаился и все ждет, пока я закрою глаза, чтобы наброситься. Все-таки мне повезло, что я оказалась в самом верхнем трюме, а не в самом чреве корабля. Не знаю, чтобы делала, постоянно окружай меня тьма, ведь вниз даже не доносятся крики чаек и шипение волн. Гробовая тишина. Брр…
Хотела бы написать, что один день похож на другой, но это было бы неправдой. По крайней мере, из этого правила точно появилось исключение, произошедшее не далее, чем вчера. Шторм.
Сначала мне показалось, что я взлетела. Все тело поднялось в воздух, и на миг я ощутила себя птицей. Казалось, стоило лишь взмахнуть крыльями, и я улечу на свободу. Но в следующую секунду удар об пол выбил у меня весь воздух из легких. Это было ужасно. Беспомощно хватая ртом кислород, я попыталась перекатиться на бок, но следующий удар пнул меня обратно на бочки. Не знаю, сколько так продолжалось, после пятого столкновения с деревом я перестала считать. Меня мотало из стороны в сторону, и все-таки, уцепившись за какие-то ящики, я сумела встать и подойти к стене. Оглушительный удар грома был подобен громогласному хохоту неизвестного мне божества, потешающегося над потугами смертных. У меня скользнула мысль, что, возможно, не стоит выглядывать в световое окно. И так было понятно, что дело плохо. Но я все же выглянула. И окаменела. Все волоски на коже встали дыбом, и я не могла шевельнуть и пальцем.
Волны яростно врезались в корабль, и дерево в ужасе скрипело, стараясь удержаться под натиском моря. Не знаю, сумею ли я когда-нибудь забыть этот звук. Ветер завывал, и его порывы превращали капли дождя в остро заточенные кинжалы, ранящие не хуже своих собратьев из металла. Вокруг словно бесновались демоны, и их морозящие кровь ухмылки сверкали молниями, раздирающими небо.
Я отчаянно металась по трюму, понимая: если «Афродита» пойдет ко дну, я упокоюсь вместе с ней. И это приводило меня в ужас. Я не хотела умирать. Я просто не могла умереть. Эмбер и Том нуждались
