нахмурилась Эмбер, и в уголках губ мадам Веретемир затаилась улыбка, не перешедшая, однако, в ее глаза, – какова ваша выгода?
– Я всего лишь попрошу выполнить мою просьбу.
– Просьбу? Какую?
Сердце тревожно забилось, и Эмбер невольно отклонилась на спинку стула, подальше от сидящей напротив женщины. Она уже успела пожалеть о том, что забежала в этот странный дом.
«Лучше бы промокла», – напряженно смотря на гадалку, подумала девушка.
– Сыграть на скрипке.
– Сыграть на скрипке, – задумчиво повторила Эмбер и хмыкнула, – в чем же подвох?
– Ни в чем, – мадам Веретемир обезоруживающе улыбнулась, но девушку это не убедило.
– Неужели вы просто хотите послушать, как я играю на скрипке? – Эмбер качнула головой, – я вам не верю.
– Должно быть тяжело никому не верить, – гадалка слегка улыбнулась, и девушка внутренне ощетинилась от сочувствия, которым была пропитана улыбка мадам Веретемир, – не доверять, не подпускать слишком близко. Что вас так ранило, мисс Нуар? Почему вы так боитесь открыть свое сердце кому-то?
– Прошу простить мою грубость, но я не собираюсь откровенничать с вами, – Эмбер выпрямилась и холодно взглянула на гадалку, – это лишь мое дело, которое вас не касается.
– Верно, – согласно кивнула мадам Веретемир, – вот только мне больно смотреть на то, как вы сгораете от одиночества. Попробуйте довериться кому-нибудь кроме своей семьи.
– Как я уже сказала, это вас не касается, – бросила в ответ Эмбер, не позволяя женщине увидеть путаницу внутри.
Она желала бы, чтобы слова мадам Веретемир вызвали у нее лишь раздражение, однако они задели что-то в девушке, подтвердили то, о чем она уже долго думала сама. Боязнь довериться кому-то стала неотъемлемой частичкой маски, которую Эмбер носила каждый день и которая вплелась в характер девушки.
Чем меньше людей находятся в твоем сердце, тем меньше вероятность, что тебя ранят. После гибели родителей Эмбер поняла эту нехитрую истину и закрыла свое сердце на ключ, не подпуская никого слишком близко, чтобы довериться или полюбить. Это дозволялось лишь Джессике и Тому, остальные никогда не проникали так глубоко, чтобы причинить страдания в случае своего ухода.
Мадам Веретемир спокойно смотрела на Эмбер, и взгляд ее разноцветных глаз – одного голубого, а второго – зеленого – неожиданно напомнил девушке немигающий взгляд змеи. Женщина словно пыталась проникнуть в душу Эмбер, прочитать ее мысли. Девушка ощетинилась.
– В моих словах нет никакого скрытого смысла. Я всего лишь хочу, чтобы в определенное время вы сыграли на скрипке, – произнесла мадам Веретемир, и Эмбер облизнула пересохшие губы.
– И что же со мной будет, когда я сыграю?
– Вы исполните то, чего жаждете больше всего.
– Мои желания разнообразны, – стараясь понять, что подразумевает гадалка, сказала Эмбер, – так какое же
