она говорила на своем языке.
– Все эта жара… – заметила Меланта, погладив девушку по голове.
– Сейчас принесу ей маковой настойки. Ей нужно поспать.
Меланта присела рядом на скамью, положив голову Каники себе на колени, и стала ласково перебирать ее спутанные волосы.
– Бедняжка, ей дурно от этой ночи и мне тоже нехорошо, Актес, завтра ты ведь хотел пойти к египтянину в Ракотиду, может быть, ты возьмешь у него лекарство, чтобы избавить меня от… я хотела, – завидев Амун, она тут же замолчала и отвернулась.
Каника дала напоить себя снотворным зельем, и после уже Амун отвела ее назад домой и уложила спать под причитания Ифанора о том, что хозяин высечет его, нерадивого раба. Я дождался, пока мы остались одни, и спросил Меланту о том, что за лекарство она хотела бы, чтобы я взял у Нуру, но она только покачала головой, и я заметил, что она вот-вот расплачется.
И я вряд ли нашел бы для нее нелживые слова утешения.
Три месяца прошло с тех пор, как корабль Клейтофонта отправился в Пергам. Разумеется, вестей и не могло бы прийти так скоро. Для того, чтобы успокоить Меланту, он обещал, что при любом удобном случае попросит того, кто, оказавшись в Александрии, согласиться навестить наш дом, передать его жене, как идут дела в Пергаме и как скоро он сможет возвратиться. Возможно, что ему не встретилось никого из направлявшихся сюда, или же сам посланец мог бы попасть в переделку и не иметь возможности добраться до нас. Я был бы слишком глуп, если все же при этом стал бы отрицать, что моего брата также могло уже не быть в живых. Корабль покинул порт с двумястами свитками папируса, которые были куплены по сходной цене и вывезены нелегально, счастливый выход в море отнюдь не означал и не гарантировал счастливого завершения этой авантюры. Однако завернутые в ткани и козьи шкуры папирусы все же могли бы благополучно быть доставлены в Пергам, и тогда, клянусь Посейдоном, если кто-либо обнаружит эту рукопись в моем доме, меня повесят за соучастие в контрабанде, которую приравняют к государственной измене. А мой брат уже никогда не сможет ступить на берег Александрии иначе, как только под страхом смерти. Фаон помог брату перенести и спрятать товар, сделанный в его мастерской, но он хитер и жаден настолько, что ему не терпится как можно скорее услыхать о прибыли, плывущей из Пергама прямиком ему в руки. Ему было обещано около четверти от всей суммы, которую Клейтофонт мог бы выручить за папирусы в Пергаме. А ведь среди них находилось два императорских папируса очень высокой стоимости и самой дорогой выделки.
Даже Меланта не подозревала, что за товар ее муж взял с собой. Разве он стал бы контрабандистом, будь у него хоть какая-то надежда прокормить семью иным способом? Наш отец мечтал, что мы оба вырастем достойными гражданами великого города, большую часть денег он не пожалел на то, чтобы заплатить за наше обучение. Клейтофонту он поначалу прочил карьеру ритора, думал, что его сын будет носить темно-синие одеяния и пить вино из драгоценных кубков за царским
