любиль, и конца не было дѣлъ, и дѣло было такое, что еще вдвое болѣе, все таки не достигнешь того, что желательно. Но деревенское дѣло было глупое дѣло бездарнаго человѣка, онъ чувствовалъ это.
* № 13 (рук. № 12).
Въ гостиную, волоча ногами по ковру, вошла высокая фигура Князя.
– А, Константинъ Дмитричъ, Давно ли? – заговорилъ онъ съ притворствомъ радушія и, подойдя, обнялъ и подставилъ щеку, которая такъ и осталась, потому что Левинъ довольно неучтиво отстранил[ся] и пожалъ руку.
– Чтоже васъ такъ бросаютъ?[470]
– Да я пріѣхалъ не во время, рано; я вѣдь деревенщина.
– Ха ха ха, – громко захохоталъ Князь, только потому хохоча черезъ ха ха ха, а не черезъ ба ба ба, что онъ хохоталъ когда то и смутно помнилъ, какъ онъ смѣивался. – Ну, что хозяйство, дѣла скотныя? Я вѣдь всегда тебя очень радъ видѣть.[471]
Черезъ 5 минутъ вошла[472] подруга Кити, прошлую зиму вышедшая замужъ, извѣстная умница и болтунья Графиня Нордстонъ.[473]
Вслѣдъ за ней вышла и Кити безъ слѣдовъ слезъ, но съ пристыженнымъ и тихимъ выраженіемъ лица. Пока Нордстонъ заговорила съ Княземъ, Кити подошла къ Левину.
– Какъ я вамъ благодарна, что вы не уѣхали. Не уѣзжайте, простите.>
* № 14 (рук. № 17).
Но Левинъ не то что былъ невеселъ, онъ былъ стѣсненъ. Несмотря на то, что онъ живалъ въ городахъ и въ свѣтѣ, эта обстановка бронзъ, зеркалъ, газа. Татаръ – все это ему послѣ деревенской жизни было стѣснительно.
– Я провинціалъ сталъ, меня все это стѣсняетъ.
– Ахъ да, помнишь, какъ мы разъ отъ цыганъ ѣхали, – вспомнилъ Степанъ Аркадьичъ (Левинъ одно время, увлеченный Облонскимъ, ѣздилъ къ цыганамъ) – и мы заѣхали ужинать въ 5-мъ часу утра въ Bocher de lancala?
– Что? не помню.
– Какже, ты отличился. Намъ не отворяли, и ты вызвался убѣдить ихъ. И говоришь: «намъ только кусочекъ жаркаго и сыра», и, разумѣется, намъ захлопнули дверь.
– Да, у меня въ крови деревенскія привычки, – смѣясь сказалъ Левинъ.
* № 15 (рук. № 17).
– Ну, теперь давай тотъ длинный разговоръ, который ты обѣщалъ.
– Да только я не знаю, говорить ли, – краснѣя сказалъ Левинъ.
– Говорить, говорить и непремѣнно говорить. О, какой ты счастливецъ! – сказалъ Степанъ Аркадьичъ, глядя въ глаза Левину.
– Отчего?
– Узнаю коней ретивыхъ по какимъ то ихъ таврамъ, юношей влюбленныхъ узнаю по ихъ глазамъ, – сказалъ Степанъ Аркадьичъ.
– Ну, не очень юноша. Тебѣ сколько лѣтъ?
– Мнѣ 34. Я двумя годами старше тебя. Да не въ годахъ, у тебя все впереди, а…
– А у тебя уже назади?
– Нѣтъ, хоть не назади, у тебя будущее, а у меня настоящее, и настоящее такъ, въ пересыпочку.
–
Онъ позвонилъ и приказалъ лакею доложить барышнямъ, что гость. Левинъ не успѣлъ учтиво уйти отъ Князя, когда почти въ одно и тоже время
