насколько прекрасным и нездешним выглядело лицо Гавриила. Незнакомка смерила меня исподлобья взглядом: глаза у нее сидели глубоко под густыми бровями, как у злобного демона.
– Не бейте меня. – До чего же хрипло прозвучал мой голос. А ноги и руки ослабели и налились тяжестью.
– Я вовсе не собиралась вас бить, – возразила незнакомка. – Просто пыталась разбудить. Слишком много времени прошло. Вы должны хоть немного поесть.
Отдельные фрагменты воспоминаний медленно сложились в единое целое. Я присутствовала на Смитфилде, где видела, как сжигали Маргарет; мой отец пытался облегчить ее участь и был ранен, после чего его увезли. А потом меня вместе с Джеффри Сковиллом – вот не повезло бедняге – арестовали и посадили в лондонский Тауэр. Похоже, я долго спала, а потом меня разбудила незнакомка. Вырвавшись из объятий сна, я поняла, что никакой она не злобный демон, а самая обычная – хотя и облаченная в богатое парчовое одеяние с изящным французским капюшоном – женщина средних лет.
– Кто вы? – спросила я.
– Я леди Кингстон. А теперь вы должны поесть. Эй, Бесс!
Она сделала знак рукой, и другая женщина – помоложе и крепко сбитая – внесла деревянный поднос. Я почувствовала, как от терпкого запаха густой рыбной похлебки у меня кружится голова. Каждой клеточкой своего тела я ощущала страшный голод.
– Мы хотели покормить вас вчера, – пояснила леди Кингстон. Служанка по имени Бесс тем временем поставила поднос на мой тюфяк и вышла.
– Вчера?
– Неужели вы ничего не помните? Вы проспали ночь, день и еще одну ночь. Мы пытались разбудить вас вчера. Вы выпили немного вина, а потом снова заснули. Одежду вам сменили: она слишком перепачкалась, да и спать в ней было никак нельзя. – Леди Кингстон показала на казенное серое платье, сложенное в ногах. На мне была надета длинная ночная рубашка из хлопка. – Понимаю, вам надо бы найти что-нибудь поприличнее, но я сейчас слишком занята.
– Это не имеет значения, – сказала я, отправляя в рот первую ложку супа.
Леди Кингстон, вытянув губы, наблюдала, как я ем. Мне пришло в голову, что женщина, одетая столь элегантно даже при исполнении обязанностей в тюремной камере (похоже, она помогала своему мужу), не одобрит моего безразличия к моде. Но меня это не заботило. Сейчас только еда и имела значение. С каждой ложкой горячей похлебки силы возвращались ко мне.
Доев суп, я огляделась. Меня поместили в громадную – длиной не меньше сорока футов – камеру с потрескавшимся деревянным полом и высокими каменными стенами. Сквозь несколько довольно высоко расположенных зарешеченных окон с одной стороны внутрь проникал солнечный свет. Из мебели тут были только кровать, маленький столик и стул, на котором сидела леди Кингстон.
На моем лице, вероятно, застыл вопрос, потому что она, пожав плечами, пояснила:
– Обычно мы не содержим здесь заключенных. Но у нас почти нет свободных помещений, а мы не хотели, чтобы вы находились с мужчинами.
