вот это?! – воскликнула Элизабет. Она подтянула рукав еще выше – и мы увидели продолговатый желтовато-фиолетовый синяк на ее худой правой руке. – Знаешь, откуда он взялся? Мой супруг герцог потребовал, чтобы я прекратила противиться, заявил, что я должна жить с ним и дальше и спать в одной постели. А когда я поинтересовалась, куда он собирается положить свою шлюху, то получила вот этот синяк.
Мы, ошеломленные, молча сидели за столом, а герцогиня поворачивалась вправо и влево, с какой-то странной, жуткой, непонятной мне гордостью демонстрируя всем следы побоев. Конечно, будь жив ее отец, герцог Бекингем, Норфолк не осмелился бы поднять руку на жену, унижать ее. Мы все понимали это.
Маленькая Мэри Говард уставилась в тарелку, и я невольно задалась вопросом, что она думает о своем отце.
– Сестра, успокойся, – взмолился мой кузен Генри. Самым главным для Генри и Урсулы была репутация семьи, они всегда старались тщательно скрывать любые дрязги.
И тут впервые за все время обеда открыла рот моя мать: по-английски она говорила с сильным испанским акцентом.
– Герцогиня, мы благодарны вам за то, что вы помогли Джоанне получить место при дворе.
Все взгляды устремились на меня, и я неловко заерзала на стуле.
Элизабет кивнула.
– Несмотря ни на что, королева все еще любит вас, – сказала она моей матери, которая радостно улыбнулась, услышав это.
Когда моей маме было всего четырнадцать – меньше, чем мне, тогдашней, – она покинула свою родину в качестве фрейлины Екатерины Арагонской. Та должна была выйти замуж за принца Артура Английского и стать впоследствии королевой его островного государства. Екатерина обвенчалась с Артуром, но тот вскоре умер, и тогда она сделалась женой его брата, принца Генриха, а потом – и королевой. Моя мать Изабелла преданно служила ей все это время, а через шесть месяцев после коронации вышла замуж за дальнего родственника короля, моего отца, сэра Ричарда Стаффорда, красавца и одного из лучших поединщиков страны. Еще один брак, суливший большие надежды, которые, увы, не оправдались.
Через два года родилась я. Меня отвезли в Стаффордский замок и отдали на попечение гувернанток и горничных. Место моей матери было при королеве, и я видела ее всего несколько раз в год. Это было тогда в порядке вещей.
Потом, когда мне исполнилось десять лет, герцога Бекингема арестовали и обезглавили, объявив изменником. С тех пор наша жизнь коренным образом изменилась. Теперь Стаффордов больше не хотели видеть при дворе. Одного из моих дядюшек заключили в тюрьму вместе с Бекингемом, но впоследствии выпустили. Моим родителям никогда не предъявляли никаких обвинений, но и они попали в опалу. Маме пришлось уехать из столицы и оставить службу у королевы, которая была для нее смыслом жизни. Денег на гувернанток у нас больше не было, а потому мама сама занялась моим воспитанием. Моя красавица-мать, прежде такая далекая и недоступная, теперь была постоянно рядом – подчеркнуто несчастная… и волей-неволей
