ему неинтересны. Зато появление в городе кого-нибудь из «большого мира» вызывало у него всплеск лихорадочной активности, сразу сходившей на нет после отъезда именитого гостя. В целом ничего существенного в его здешней жизни не случалось; но долгожданный летний сезон обещал перемены.
В тот самый день, когда весна вступила в свои права – готовая тут же смениться летом, что характерно для миннесотского климата, – Форрест выбрался из своего «форда-купе» перед магазином грампластинок и вальяжно проследовал внутрь.
– Мне нужно кое-что из новых записей, – объявил он продавщице, а уже в следующий миг в его гортани как будто взорвалась миниатюрная бомба, вызвав прежде незнакомое, почти болезненное ощущение вакуума в верхней части диафрагмы; причиной столь странной детонации явилась девушка с золотистыми волосами, стоявшая у прилавка.
Она напоминала сноп спелой пшеницы – но не из тех, что вяжутся наспех при уборке урожая, а изящный декоративный сноп, созданный как произведение искусства. Лет девятнадцати, одета дорого и со вкусом; Форрест никогда прежде ее не видел. Она тоже посмотрела на него, задержав взгляд чуть дольше необходимого; и было в ней столько спокойной уверенности, что Форрест тотчас лишился своей – «…ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет»[21]. Затем она отвернулась и продолжила изучение каталога.
Форрест сверился со списком, который прислал ему друг из Нью-Йорка. Как назло, первой в нем значилась вещица под названием «Когда ву-ду-ду встретит бу-бу-бу-буп, недалеко и до ча-ча-ча-ча». Прочтя это, Форрест пришел в ужас. Трудно было вообразить шлягер с более глупым и пошлым названием.
Между тем девушка обратилась к продавщице:
– У вас есть балет Прокофьева «Блудный сын»?
– Надо будет поискать, мадам, – сказала продавщица и выжидательно посмотрела на Форреста.
– «Когда ву…», – начал он и запнулся. – «Когда ву-ду…»
Все тщетно – он был просто не в силах произнести такую чушь в присутствии этой нимфы спелых полей.
– Нет, это пропустим, – быстро сказал он, переходя к следующему пункту списка. – Дайте мне «Обними…».
И он снова запнулся.
– «Обними меня и чмокни»? – догадалась продавщица, судя по всему хорошо знавшая эту песенку. Такое совпадение вкусов в данной ситуации показалось ему унизительным.
– Мне нужна «Жар-птица» Стравинского, – в свою очередь сказала девушка, – и еще сборник вальсов Шопена.
Воспользовавшись паузой, Форрест пробежал глазами свой список: «Ла-ла-бумба», «Ты моя дурашка», «Я без дела не сижу – день и ночь пою-пляшу»…
«Если прочту это вслух, буду выглядеть полным идиотом», – подумал он, скомкал бумажку и сделал глубокий вдох, пытаясь вернуть свой привычный апломб.
– Мне нужна, – отчеканил он, – «Лунная соната» Бетховена.
У него дома уже была такая пластинка, но
Евангелие от Матфея, 25: 29.
