что это ваша карета, я бы бежала от нее как от чумы.
– Тогда удивительно, что вы умудрились не заметить большой герцогский герб на дверце.
О, этот человек просто невыносим!
– В самом деле удивительно. Потому что я уверена: герб на дверце вашей кареты соперничает в размерах с вашим самомнением! Заверяю вас, ваша светлость, – Джулиана выплюнула почтительное обращение, как какое-нибудь бранное слово, – если бы я охотилась за мужем, то искала бы того, в ком есть нечто большее, чем громкий титул и непомерно раздутое самомнение. – Она услышала дрожь в своем голосе, но уже не могла остановиться. – Вы так кичитесь своим титулом и положением, что просто удивительно, как вы до сих пор не велели вышить серебряной нитью слово «герцог» на всех своих плащах и сюртуках. Вы так себя ведете, что можно подумать, будто вы и в самом деле заслужили то уважение, которое вам оказывают, а не просто родились в правильное время от правильного мужчины, который, полагаю, сделал свое дело точно так же, как и все остальные мужчины, то есть без особого мастерства. – Она замолчала, и только потом до нее дошло, что в какой-то момент во время своей тирады она перешла на итальянский. Оставалось лишь надеяться, что герцог ее не понял.
Воцарилось тягостное молчание, словно огромная зияющая пропасть, угрожающая ее рассудку. И тут карета вдруг остановилась.
Несколько бесконечно долгих мгновений герцог сидел как каменное изваяние. Наконец распахнул дверцу и отчетливо проговорил:
– Выходите из кареты. – Он сказал это по-итальянски.
Что ж, прекрасно. И она вовсе не собирается извиняться. Особенно после всех тех ужасных слов, что он ей наговорил. А если он намерен вышвырнуть ее из кареты, то так тому и быть. Она пойдет домой пешком. С гордо поднятой головой. Возможно, кто-нибудь сможет указать ей правильное направление.
Джулиана поспешно выбралась из экипажа и повернулась, ожидая, что дверца за ней захлопнется. Но герцог вдруг вышел вслед за ней и, не обращая на нее внимания, стал подниматься по ступенькам дома. Парадная дверь открылась еще до того, как он ступил на верхнюю ступеньку. Когда же он вошел в ярко освещенный холл, навстречу ему радостно выбежал огромный пес.
«Ну вот… А еще говорят, что животные чувствуют зло», – подумала Джулиана и усмехнулась при этой мысли. Внезапно герцог повернулся к ней и сказал:
– Заходите же, мисс Фиори. Не испытывайте мое терпение.
Джулиана хотела ответить, но герцог уже исчез из виду. И она, избрав путь наименьшего сопротивления, вошла в дом. Дверь за ней закрылась, и слуга поспешил следом за своим хозяином. Джулиана же, задержавшись в ярко освещенном холле, разглядывала мраморный пол и зеркала на стенах, благодаря которым и без того просторный холл казался просто огромным. Тут было с полдюжины дверей, ведущих в разные стороны, а также длинный узкий коридор, который уходил в глубь дома.
Пес сидел у подножия широкой лестницы, ведущей на верхние этажи особняка, и под безмолвным собачьим взглядом Джулиана
