Воскобойникова, поздно. Ты уже девушка пожилая и веди себя соответственно – по жизни скромнее, в постели наглее.
– Вообще-то я сейчас на столе сижу.
– И на столе тоже – понаглее. Ножки раздвинь, чтобы мне что-то видно было… вот так, ага…
Я продолжала делать все, что он говорил, и чувствовала, что меня ненадолго хватит. Мне не было очень стыдно или противно, а мне опять, как уже несколько раз за последнее время в неприятной ситуации, становилось все хуже и хуже – стало нечем дышать, и лицо Виноградова, искаженное похотью, поплыло куда-то в сторону. На счастье, он как раз отвлекся на какой-то звук, раздавшийся в гостиной.
– По-моему, подружка твоя упала с дивана, – не подумав прикрыться, он абсолютно голый пошел туда.
– М-м-м… – раздалось через некоторое время. – Да что вы говорите… какая неожиданность…
Я сидела на столе и пыталась выдохнуть тугой комок воздуха, застрявший у меня где-то пониже ключиц… Костяшками больших пальцев я поискала точки над бровями и стала их массировать. Качающаяся комната стала чуть замедлять свое движение. Я продохнула комок и обратила внимание, что в комнату вошел Виноградов, ведя за собой Милку со свободно мотающейся головой.
– Ну-ну-ну, вот так, потихоньку… только что такое мне сказала…
– Она может говорить? – услышала я издалека свой голос.
– И не только… Слушай-ка, а ты что это? Ты ж вроде не пила?
– Мне нехорошо, сейчас пройдет… У меня уже так было… Надо пойти проверить сосуды, у меня же было сотрясение мозга, помнишь…
– Да что ты? А там есть, что сотрясать?… Ну-ка, ты вот сюда располагайся, красотка… А тебе что дать? Перекись водорода, или что ты там нюхала в машине?
– Нашатырь и еще… ватку…надо…
– Ты многого от меня хочешь… сейчас, подожди…
Он принес мне бутылочку нашатыря и клок ваты.
– Справишься сама? Слушайте, девчонки, вы мне удовольствие не портьте… Давайте-ка, в себя обе приходите… Идея! Дай-ка!
Он отобрал у меня вату, смоченную в нашатыре, и сунул ее под нос Милке. Та резко отбросила голову вбок, ударившись об стенку и заплакала.
– Да что же это! – Виноградов с досадой потряс ее за плечи, а та пьяная дурочка обняла его и затихла у него в руках. – Нет, так не пойдет!
– Саша, оставь ее в покое! Что ты от нее хочешь?
– То же, что от тебя! – Виноградов бросил Милку на кровать и подошел ко мне. – Тебе лучше?
– Ну да…
– Хорошо… – он приблизился ко мне вплотную.
Когда Виноградов подходил ко мне близко, соображения морали, гордости, чести, будущих жизненных катастроф, вызванных его близостью, и прошлых незаслуженных жесточайших обид, следовавших за нею, отступали. Всегда. За четырнадцать лет я ему отказала в его естественном желании раза три, не больше. Может быть, такая его власть надо мной вызвана тем, что он мой почти единственный мужчина. Почти – потому что те жалкие встречи с другими, с кем я пыталась
