девочка… м-м-м… а вот теперь головку свою сюда положи… не-е-ет… не отворачивайся… ну-ка… ты же это любишь, правда, м-м-м… какая молодец… какая девочка… умелая… м-м-м…
Он глубоко задышал, я слышала это в тишине ночи. Из гостиной теперь раздавалось мерное хлюпанье, а я с задранным платье сидела, замерев на диване, и не двигалась.
Да, мне тридцать восемь лет. Да, я видела с Виноградовым много плохого и странного, и такого, что не вписывается в моральный кодекс бывшего строителя коммунизма, которым я только собиралась стать. Кроме этого, в юности я ездила в стройотряд на третьем курсе, после чего троих наших мальчиков чуть не отчислили за непристойное поведение. Я в их поведении не участвовала, но видела – это все происходило в нашей комнате, где спало двадцать семь девочек. За свою жизнь я несколько раз вместе с Виноградовым смотрела очень плохие, мерзкие фильмы, которые можно было бы объединить на полках видеомагазина под общим названием «Свальный грех». Вот так бы люди и выбирали: «Так… мелодрама… боевики… комедии… свальный грех, а по-нашему – групповой секс…» В главных ролях – немолодые женщины с надутыми парафином грудями, похожими на перезревшие дыни «колхозница», мулаты с бессмысленным взором и глупые, маленькие беспризорницы, выросшие, вероятно, в семьях алкоголиков и наркоманов – а иначе как бы девочки пошли сниматься в таких мультиках?
Да и «туфли спальные» на протяжении нашей жизни несколько раз уже фигурировали. Так Саше было почему-то интереснее, романтичнее. Сам процесс от этого никак не менялся. И меня это как-то перестало волновать. Ну туфли и туфли. У кого-то – пятно, поросшее шерстью, на спине, у кого-то волосы сыпятся, как листья в октябре, а у моего Саши – туфли на любимой женщине. Я ведь и мысли не допускала, что я что-то иное для него.
Но сейчас я, как будто мне сказали «Замри!», сидела на диване и не знала, что мне делать. Потом я опустила платье и тихонько встала, вышла в коридор и оглянулась в поисках одежды, в которой я приехала. Из комнаты теперь слышались громкие всхлипы Милки. Вдруг они резко прекратились.
Виноградов вышел в коридор.
– Ты куда?
– Саша… – я попыталась освободиться от его руки, но он держал меня мертвой хваткой. – Саша, ты что, так решил меня наказать, да? Что, Милка и есть твоя женщина? Я ничего не понимаю… Ты что, заставишь меня это смотреть?
– Глупенькая… – Он крепко обнял меня и попытался зацепить зубами мои губы. Я вырвалась, но он подхватил меня на руки и понес в ту комнату, где была Милка.
– Саша, ты что?
Он положил меня на кровать, где уже валялась Милка, и сам устроился сверху, попытавшись овладеть мной тут же, без лишних движений и объяснений. Милка захихикала.
– Это кто? – Она, кажется, стала гладить мою ногу, торчащую из-под Виноградова и как-то ненароком зажала мою руку, которой я пыталась отпихивать Виноградова.
Странно, я всегда была уверена, что один мужчина изнасиловать взрослую здоровую бодрствующую женщину без ее согласия не может. Я попыталась укусить милого, дорогого, нежно любимого Виноградова, почти что Пер Гюнта моей жизни, за губу, но он в ответ очень сильно ударил меня по лицу.
