по Гвадалквивиру, он сейчас движется в направлении Африки или в любом другом и что обыск вашего номера в «Андалусии» ничего не даст.
– Иными словами, вы называете меня вором, причем без малейших доказательств!
– Не беспокойтесь, они у нас очень скоро появятся. Кое-кто утверждает, что именно вы похитили картину, а кроме того, один из слуг видел, как вы уходили из Каса де Пилатос в самый разгар праздника.
– Но это смешно! Я следовал за дамой…
– А слуга ее не видел; это, впрочем, не означает, что ее не было в действительности и что она не могла унести картину, спрятав ее под платьем. Вынутый из рамы портрет занимает не так уж много места, а это был маскарад, на дамах были широкие юбки…
– Я вышел, это и впрямь так, и я шел за дамой, это тоже правда… Но лучше мне поговорить об этом с герцогиней. Мне кажется, вы неспособны понять, что со мной случилось вчера. А она поймет.
– Скажите еще, что я полный идиот! И перестаньте ерзать, Морозини, – не выношу, когда передо мной вертятся!
– А я не выношу, когда со мной разговаривают, как с рецидивистом и когда ко мне относятся без должного уважения: я не Морозини, во всяком случае – для вас! Я князь Морозини, и вы можете называть меня «ваша светлость» или хотя бы просто «князь». Добавлю, что я прибыл в этот город по приглашению его величества короля Альфонса ХIII и в свите вашей королевы. Что вы на это скажете?
Альдо крайне редко позволял себе вот так щеголять своими титулами, считая это проявлением снобизма, или, скорее… «курси», но сидевший перед ним тупица поистине обладал даром выводить из себя. Впрочем, выпад князя возымел некоторое действие. Комиссар чуть побледнел, и его маленькие глазки часто-часто замигали.
– Герцогиня не говорила мне об этом, – заговорил он более мирным тоном, впрочем, так и не подумав извиниться. – Она просто дала мне список гостей, которые были у нее позавчера…
– И в этом списке она написала просто «Морозини»?
– Н-нет… она указала ваш титул. Я устрою вам очную ставку со слугой, но так уж получается, что тяжелые обвинения – причем вполне правдоподобные – выдвинуты против вас одним из ваших… ну, то есть одним из участников праздника. Этот человек убежден в вашей виновности, он говорит, что вы проявляли к картине подозрительный интерес, а поскольку речь идет о лице вполне…
– Позвольте догадаться! Мой обвинитель – маркиз Фуенте Салида, не так ли?
– Я… я не обязан указывать вам свои источники!
– И тем не менее вы это сделаете, потому что я соглашусь на очную ставку со слугой только в том случае, если вы предложите сюда явиться и вышеупомянутому «лицу»… Может быть, вы не знаете, но этот человек испытывает к пропавшей картине всепоглощающую страсть. В то время как я всего лишь смотрел на портрет, он чуть ли не покрывал полотно поцелуями – во всяком случае, мне так показалось.
– Картины не целуют! – возмутился искренне шокированный Гутиерес. Комиссар полиции начисто был лишен чувства юмора.
– Почему
