охота»? – перебил он с недоумением. – Какая, к черту, охота? Что вам вообще нужно?
– Понимаете, вчера меня вызвал к себе следователь, Кузнецов Леонид Максимович, и от него я узнала, что ваша жена… То есть узнала, что случилось. И я подумала, что нужно поговорить с вами, может, вам захочется узнать… Ну, в общем, я подумала, что могу быть чем-нибудь полезна… помочь…
– Чего хотела от вас моя жена?
– Она просила защитить ее…
– От кого?
– Она не сказала.
– А что же она сказала?
– Почти ничего. Только плакала…
– И вы пришли, чтобы мне это рассказать?
– Ну… да. Я хотела спросить у вас…
– Чего она боялась и почему пришла к вам, а не к мужу? Пришли посмотреть на мужа, которому не доверяла жена? Бред какой-то… – Он допил виски и уставился на меня светлыми пьяно-сумасшедшими глазами. – Каин, где брат твой, Авель? Так? Ну, давайте спрашивайте! Вас только мне не хватало для полного счастья! Охрана, от кого? От меня?
Я промолчала. А что было говорить?
– Я не убивал свою жену! – заорал он в бешенстве. – И не подстрекал к самоубийству! Я не знаю, зачем она звонила вам! Я не знаю, откуда у нее яд. Полтора года назад погибла сестра жены, погибла трагически, нелепо… – Он запнулся, помолчал. – Елена долго болела, но полтора года – немалый срок, все проходит, она даже стала заговаривать о работе. Я не знаю, что случилось! Я не знаю, почему она приняла яд! Если это убийство, то убить ее, кроме меня, некому. Понятно? – Смелости ему было не занимать. – Но я ее не убивал. И если вы ожидаете, что я сейчас спрошу вас: «Ах, вы мне верите?», то ошибаетесь. Чихал я на ваше мнение! – Он замолчал, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
И тут я наконец дала себе волю и рассмотрела его как следует. «Лысеющий рыжеватый блондин, почти альбинос, с круглыми совиными глазами – решительно не за что зацепиться взгляду, в возрасте около сорока. С неприятным характером, похоже, пьющий – судя по тому, как он опрокинул стакан с виски и не поморщился. По профессии… А чем он, собственно, занимается? Чем зарабатывает на кусок хлеба?»
«Какого черта ей на самом деле нужно?» – думал, в свою очередь, Ситников, сидя с закрытыми глазами, чтобы не видеть… эту охранницу. – Что это? Шантаж? Любопытство, скука, тщеславие? Пришла, не поленилась! Что Елена рассказала ей? Жаловалась? На равнодушного мужа? Плакала? Не думает ли она, что ей удастся узнать, что произошло на самом деле? Узнать правду… Правду? Какую правду? То, что случилось, – несчастный случай, недоразумение, нелепость. Не было самоубийства! Не было. Не верю. Точка.
А разве я не знаю правды? Разве Елена не понимала, что происходит? Я виноват, с самого начала, только я один. Но я есть, я продолжаю быть, а их уже нет… Ни Алины, ни Елены… Алина, Алина, что же ты наделала? С тебя все началось…»
– Я ничего не знаю. – Хозяин открыл глаза. Он уже остыл, порыв прошел. Голос у него был усталый. – Мы были женаты четырнадцать лет. Доверяли друг другу. Елена не отличалась особой живостью, была скорее
