да глаз нужен!
Вяло поприветствовав его, Милорадов устало смежил веки. Появление этого верзилы внушило ему абсолютное спокойствие. Возвратилась былая уверенность в собственных силах. Уж с таким-то парнем они пол-Италии в корабль запихнут, если Государыне потребуется.
В противовес своей медвежьей внешности Киселев обладал живым, тонким умом и чрезвычайно покладистым характером. Насилие ни в коей мере не было свойственно ему. Должно быть, именно поэтому за пятнадцать лет он так и не продвинулся по службе. Граф Милорадов сам когда-то выбрал его на место секретаря-переводчика и привез в Италию. Послужной список у Киселева тогда был никакой, опытного дипломата могли подкупить разве что исключительно положительные отзывы преподавателей Московского университета о бывшем школяре.
Михаил Милорадов утверждал, что избрал Киселева только потому, что тот красиво писал и отменно владел языками, хотя у Даниила Степановича было собственное мнение на этот счет.
Даниил Киселев происходил из потомственных московских дворян. Семья его славилась не столько богатством, сколь просвещенностью и любовью к наукам. В Московском университете Данила Степанович, среди четырнадцати других молодых людей, постигал основы медицины, но стать знаменитым хирургом ему, увы, не было суждено. Он не выносил вида крови, и сердце его принадлежало отнюдь не анатомии. Из медицинских наук он более всего преуспел в составлении различных микстур, мазей, болтушек и порошков. К сожалению, его умение смог по достоинству оценить лишь профессор-итальянец, преподававший химию и фармацию. Остальные считали такое увлечение несерьезным – Россия постоянно с кем-нибудь воевала и армии, в первую голову, нужны были хирурги, а не аптекари.
Общаясь с преподавателями, а также штудируя труды великих медиков, Киселев досконально изучил не только латынь и древнегреческий, но и четыре европейских языка, из которых больше всего предпочитал итальянский, ибо дневал и ночевал в лаборатории своего учителя.
Профессор и представил молодого тогда еще Даниила графу Милорадову.
– Возьмите Даниеле под свое крыло, – сказал старый ученый своему другу дипломату, – не пожалеете. Он из тех, кому на ваших просторах будет тесно. Не любят у вас, если кто хоть чуточку отличается от других. А такому, как он, не дадут и головы поднять.
Михаил Матвеевич подумал и согласился. И впоследствие ни разу не пожалел о своем решении. Он сам был из тех, кто знает себе цену и предпочитал иметь дело с умными людьми.
Дипломатическая служба избавила Киселева от необходимости ампутировать конечности, зашивать огнестрельные раны и хоронить своих пациентов. Во всем же остальном он против медицины ничего не имел и по приезде в Геную сразу же обзавелся лабораторией, подобной той, что имелась у его учителя в Москве. Консул не возражал. Выгодно было старику иметь персонального лекаря. Он сам и был первым пациентом у своего помощника. Так что Даниила Степановича с графом связывала
