сказать, что эти мысли его слишком расстраивали, наоборот, они позволяли ему утвердиться в собственном благородстве. Какое, собственно имеет значение, как она выглядит, если он в ней так сильно нуждается? Благородство и великодушие не позволят Сергею даже намекнуть на то, что он сожалеет о том, что ей больше не шестнадцать лет.
К его огромному изумлению генуэзский живописец ничуть не погрешил против истины. Перед Милорадовым сидела, если не красавица, то женщина вполне достойная украшать собой царскую свиту. Даже траурное платье не старило ее, оттеняя нежную кожу и светлые волосы, уложенные так же, как и четырнадцать лет назад.
Волна бурного ликования поднялась в душе Милорадова. Он – баловень судьбы! Теперь у него есть все, о чем только можно мечтать! Остался пустяк – привезти в Крым шелководов, обеспечив себе тем самым благосклонность царицы на вечные времена!
Сомневаться в том, что чувства ее остались прежними, также не приходилось. Едва Сергей открыл глаза, Нина бросилась ему в объятия и разрыдалась, уронив голову на плечо:
– Ах, Сергей Андреевич, осиротели мы с вами! Все покинули нас! Сначала Михаил Матвеевич, а теперь и Софья Денисовна…
Откуда у женщины столько слез? Промокшая рубашка сразу же прилипла к плечу, вызвав чувство раздражения. Сергей терпеть не мог слезы как никому не нужную слабость. Они не вызывали у него сочувствия, ибо он считал их уделом слабохарактерных людей, а сейчас испытывал только одно желание – переодеться поскорее в сухое. Но его любовь к Нине была столь велика… и упоминание о покойной маменьке сыграло свою роль.
Что поделаешь, совершенства в мире нет, все женщины одинаковы! Да и квиты они теперь: он ведь тоже плакал при ней, тогда, в Петербурге, когда пришел в себя и испугался, что не сможет больше ходить.
Сергей бережно отстранил женщину и сказал торжественно, будто давая клятву:
– Верь мне, Нинушка. Я тебя не оставлю!
Покидая утром гостиницу, графиня пригласила Милорадова отужинать у нее. Чем ближе к вечеру подходил день, тем с большим удовольствием Сергей предвкушал грядущий ужин. Сразу после ухода Нины он собрался и отправился в консульство. Порученное ему дело не терпело отлагательства, болеть сейчас было бы непростительной тратой времени.
Данила Степанович с ног сбился, вводя нового консула в курс дела. Тот хотел разобраться во всем сразу и при том, как можно скорее.
“Новая метла по-новому метет”, – думал Киселев, выкладывая перед Милорадовым очередную стопку документов. “Надо же, не успел приехать, и сразу за дела. Да еще так ретиво. Тут бы в самый раз пообвыкнуть, в постельке понежиться, в море искупаться. Ан, нет! Манифест ему подавай на итальянском. Ну да ничего, мы тоже не лыком шиты”.
Данила Степанович разложил на столе царский указ, переписанный на всех, известных ему, итальянских диалектах:
– Вот этот мы с покойным консулом отправили
