скользили по внутренней стороне запястья Йенни.
Йенни кивнула, и тогда Аксель поднял ее с пола, чтобы потом крепко прижать к себе. Он уткнулся носом ей в шею, зажмурился, жадно вдыхая пленяющую смесь из согревающего парфюма и яблочного запаха волос.
Йенни прикоснулась губами к плечу Акселя, вперила взгляд в стеклянные двери за его спиной. Кожа ее покрылась рябью крохотных мурашек, и в горле встал ком. Йенни чувствовала, как близки они были с Акселем в ту минуту, как нужны друг другу. Она буквально видела прочные мареновые нити, протянувшиеся между ними.
Йенни прикрыла глаза, думая о том, что никогда больше не желает выпускать Акселя из кольца своих рук, – эти объятия, усталые и отчаянные, создавали иллюзию того, что она еще могла его от чего-то защитить, спрятать от очередного удара судьбы.
Спустя два часа врачи сообщили, что состояние Роми стабилизировалось и ее жизни ничего не угрожает. Только теперь Йенни с Акселем заметили, в каком напряжении сидели все это время – за несколько часов ожидания Аксель раз десять выходил на улицу, успев выкурить половину пачки сигарет.
В начале шестого Йенни устроила голову у него на плече и прикрыла глаза, проваливаясь в беспокойную дрему. Каждые пятнадцать минут она просыпалась от холода и тревоги.
– Ты вся дрожишь, – прошептал Аксель, когда подруга в очередной раз распахнула глаза, сонно озираясь по сторонам.
Йенни потянулась, рассеянно кивнув. Аксель снял свою куртку и накинул ее на плечи Йенни.
– Спасибо. А ты сам не замерзнешь?
Йенни укуталась в черную кожанку Акселя и снова прилегла на его плечо.
– Все в порядке. Не переживай.
– Аксель, – просипела Йенни. – Когда врачи снимали с Роми куртку, я заметила, что у нее левое запястье покрыто шрамами от ожогов… сигаретных. Ты знаешь что-нибудь об этом? Может быть, это как-то связано с тем, что произошло?
– Не думаю. Это давно случилось. Ей лет пятнадцать было. Она жгла себя сигаретами из-за парня. – Йенни напряглась, почувствовав, что Аксель начинает нервничать. Ее пальцы невольно потянулись к его руке, и Йенни осторожно сжала его ладонь. В ответ на этот жест Аксель слабо улыбнулся. – Там долгая история, но, если коротко, этот мудак, в которого она была влюблена, здорово подорвал ей самооценку своими обзывательствами и тупыми шутками. Так как мы с ней тогда близко общались – не то что сейчас, – я первый заметил ее ожоги и взял с нее обещание, что она с этим покончит… ну и попытался хоть как-то ее поддержать и отвлечь от ненужных мыслей. Старался не оставлять ее одну надолго и все такое. По сути, пришлось буквально по крупицам собирать ее самооценку. И все из-за какого-то придурка, который сказал ей, что она толстая, представляешь? Я правда не понимаю, почему нам настолько проще начать себя ненавидеть и презирать, чем начать себя ценить или банально – уважать. Типа… это за каким-то хреном эволюцией продиктовано, или в чем причина того, что люди обречены столько страдать из-за совершенно иррациональной
