бы дал больше сорока этой роскошной женщине? А ведь ей за пятьдесят…
– Григорий, ну, наконец-то! Ты что так долго? Почему не отвечал на звонки?
Вот попробуй, скажи ей, что телефон специально выключил, чтобы не доставала… Опять придётся врать…
– Мам, я же говорил. Мы с друзьями искали приличное недорогое кафе – дипломы обмыть. А телефон разрядился – я про него забыл.
– Мы уже говорили об этом, Гриша, – с чуть заметным, еле уловимым оттенком недовольства, сказала мать. – Если бы ты попросил, хотя бы намекнул нам с отцом…
– Мамулечка, это не обсуждается, – он быстро поцеловал бархатистую смуглую щёку и чуть потёрся о неё своей. Это всегда действовало безотказно. Тамара Георгиевна улыбнулась и заметно расслабилась, смягчились черты красивого властного лица. Возраст и прекрасный уход сообщали этому лицу тончайший налёт аристократизма, словно патина – старинной бронзе. Царица Тамара, одним словом…
Они вместе вошли в просторный холл белого особняка в стиле «таунхаус». Перетекающие друг в друга жилые уровни, сложная геометрия стен – одна из них и вовсе напоминала наполненный ветром парус, плоская крыша – непременный атрибут современности, балконы и террасы с лёгким металлическим ограждением, и, конечно – стекло, много, много стекла. Расстарались архитекторы, выписанные аж из Германии. Над ландшафтом трудились свои, местные. Отец Григория и дизайнеров выписал бы откуда-нибудь из Европ, да вот климатические условия подкачали… Приморье – хоть и самый южный в России регион, отнюдь не баловал своих жителей мягким покладистым климатом. Поэтому Эдуарду Михайловичу Геловани, основателю и владельцу крупного приморского банка «Восток», скрепя сердце, пришлось довериться всего лишь самой престижной владивостокской фирме ландшафтного дизайна. На вкус Григория, и без того маленький участок в десять соток был чересчур отягощён хвойниками и камнями, что только подчёркивало довольно холодный облик здания и его чужеродность окружающей – гораздо более скромной, природе.
Но кто бы Григория спрашивал…
Он с детства мечтал стать архитектором и ландшафтным дизайнером, разводить породистых лошадей, но родители ничего не хотели об этом слышать. Правда, орловского рысака ему всё же подарили, в честь окончания лицея с золотой медалью, но коня приходилось содержать на частной конюшне в двадцати километрах от города; так что видеться с любимым Раджой и заниматься с ним удавалось редко, от случая к случаю… По вечерам в глухой тоске он смотрел на городские огни за окном и вспоминал, как ветер свистит в ушах, и кружится от лихого счастья голова, когда он несётся верхом на коне по полю, почти распластавшись по могучей чёрной шее. Как ему хотелось порой жить в конюшне и спать на охапке соломы рядом со своим любимцем!..
Но Григорий рос воспитанным, неконфликтным и послушным парнем. И с затаённой грустью, после окончания лицея поступил на юридический и проучился три курса, прежде чем окончательно возненавидел юриспруденцию. И себя самого заодно. Его мягкость и, как он небезосновательно считал, бесхребетность, требовали
