и дела! – пробормотал он. – Вот ведь какая заварушка!
Глава 38
Эйлин Батлер оказалась в действительно непростой ситуации. Девушка, не обладающая врожденным мужеством и решимостью, на ее месте быстро бы сдалась на волю судьбы. Несмотря на многочисленные связи и знакомства, люди, к которым Эйлин могла бы обратиться в случае крайней нужды, были немногочисленны. Она едва могла припомнить кого-то, кто приютил бы ее на достаточно долгое время, не задавая лишних вопросов. Было несколько молодых женщин, как замужних, так и незамужних, которые очень дружелюбно относились к ней, но она была по-настоящему близка лишь с немногими из них. Единственным человеком, который мог на некоторое время обеспечить ей убежище, была некая Мэри Кэллиган, больше известная среди друзей как Мэйми, которая когда-то училась вместе с Эйлин, а теперь работала учительницей в одной из местных школ.
Семья состояла из матери, миссис Катрин Кэллиган, которая работала портнихой и овдовела десять лет назад – ее муж, занимавшийся передвижением домов, погиб под рухнувшей стеной, – и ее двадцатитрехлетней дочери Мэйми. Они жили в маленьком двухэтажном кирпичном доме на Черри-стрит неподалеку от Пятнадцатой улицы. Миссис Кэллиган была не очень умелой портнихой; во всяком случае, недостаточно хорошей для семейства Батлеров при их нынешнем богатстве, которые предпочитали первоклассные ателье. Эйлин иногда приезжала к ней за льняными домашними платьями, нижним бельем и для подгонки некоторых дорогих предметов туалета, изготовленных превосходной модисткой на Честнат-стрит. Она бывала в этом доме в основном потому, что ходила с Мэйми в одну школу при церкви Св. Агаты, когда семья Кэллиган выглядела довольно благополучной. Мэйми зарабатывала сорок долларов в месяц как учительница шестого класса в одной из средних школ, а обычный заработок миссис Кэллиган составлял около двух долларов в день, а иногда и того меньше. Дом принадлежал им, но обстановка говорила, что хозяйки зарабатывают не больше восьмидесяти долларов в месяц.
Мэйми Кэллиган была далеко не такой хорошенькой, как ее мать в молодости. Миссис Кэллиган в свои пятьдесят лет все еще была полненькой, расторопной, жизнерадостной и улыбчивой. Мэйми не блистала умом и не была особенно привлекательной. Она отличалась серьезностью, вероятно, обусловленной жизненными обстоятельствами, ей сильно не хватало живости и женского очарования. Вместе с тем она была доброй и искренней, прилежной католичкой, а также обладала той благоприобретенной и часто избыточной добродетелью, которая отгораживает многих людей от мира, – чувством долга. Для Мэйми Кэллиган долг (привычное следование идеям и представлениям, усвоенным с детства) был исключительно важной вещью, главным источником ее покоя и утешения. Ее опорой в мудрено устроенном и неопределенном мире был долг перед церковью, долг перед школой, долг перед матерью, долг перед друзьями и так далее. Ее мать часто хотела, чтобы Мэйми ради своего же блага была менее послушной своему долгу и более привлекательной физически, чтобы
