встревожило его.
Одно дело – это Эйлин, ухоженная, ни в чем не нуждающаяся и пребывающая в лоне семьи. Совсем другое дело, если она попадает в зависимое положение от других людей. Он и представить не мог, что она будет вынуждена уйти из дома, прежде чем он будет готов забрать ее. Если она сделает это теперь, то возникнут осложнения, сама мысль о которых была далеко не приятной. Но он любил ее и был готов на все, лишь бы она была счастлива. Даже сейчас он мог вполне прилично обеспечивать ее, если не отправится в тюрьму, и даже оттуда он мог оказывать ей какую-то помощь. Но будет гораздо лучше, если он убедит ее остаться дома до тех пор, пока точно не определится его собственная участь. Он не сомневался, что когда-нибудь, что бы ни случилось, в ближайшее время его неприятности закончатся и он снова станет преуспевающим человеком. Если ему удастся получить развод, он хотел жениться на Эйлин. Если же нет, он все равно хотел забрать ее с собой, и с этой точки зрения, возможно, было и хорошо, что сейчас она решила порвать с семьей. Но, принимая во внимание нынешние обстоятельства, включая розыск, который может предпринять Батлер, это было опасно. Старик Батлер мог даже публично обвинить Каупервуда в похищении дочери. Поэтому он решил убедить Эйлин, чтобы она осталась дома, временно прекратила встречи и всяческое общение с ним и даже уехала за границу. С ним все будет в порядке, пока она не вернется: так подсказывал здравый смысл.
Памятуя об этом, он отправился на свидание, которое она назначила в письме, хотя и полагал, что это немного опасно.
– Ты уверена, что тебе там понравится? – спросил он, когда она описала домашнюю обстановку у Кэллиганов. – Кажется, они живут довольно бедно.
– Так и есть, но они мне нравятся, – ответила Эйлин.
– И ты уверена, что они никому не скажут?
– Нет, никогда!
– Ну, хорошо, – сказал он. – Ты знаешь, что делаешь. Я не хочу давать советы против твоей воли. Но если бы я был на твоем месте, то последовал бы желанию твоего отца и уехал на какое-то время. Он рано или поздно остынет, а я по-прежнему буду здесь. Мы сможем переписываться друг с другом.
В тот момент, когда Каупервуд произнес эти слова, Эйлин помрачнела. Ее любовь к нему была так велика, что даже намек на длительную разлуку был подобен удару ножом в грудь. Ее Фрэнк здесь, и он в беде; возможно, его осудят, а ее не будет рядом! Никогда! Как он мог предложить такое? Может быть, он уже не так любит ее, как она его? Неужели он собирается оставить ее как раз в тот момент, когда она собирается сделать шаг, который приблизит их друг другу? Ее глаза затуманились от обиды и негодования.
– Почему ты так говоришь? – воскликнула она. – Ты же знаешь, что сейчас я не уеду из Филадельфии. Ты ведь не думаешь, что я брошу тебя?
Проницательный от природы, Каупервуд хорошо понял, что она имела в виду. Он безмерно любил ее. «Боже милосердный, – подумал он, – я никогда не сделаю ей больно!»
– Милая, ты не понимаешь, – быстро сказал он, когда увидел выражение
